—
Замолчишь ты когда-нибудь, проклятый болтун? — закричал ему Амьен, — если ты произнесёшь ещё хоть одно слово, я тебе выставлю за дверь.
—
Почему? Что это с тобой? — спросил бездарный мазила с выражением неподдельного изумления на лице.
—
Со мной ничего… кроме того, что мне нужно работать, а ты мешаешь мне это делать… и кроме того, ты пугаешь малышку своими гадкими историями.
—
Как! Потому что я рассказываю о Морге! Ах! Как она хороша, та, что там лежит! Но ведь это её, напротив, развлечёт, эту твою малышку. Бьюсь об заклад, что она каждый день проводит у тебя, и жизнь её довольна однообразна— мансарда-дорога к тебе-студия— мансарда…
—
Верро, мой мальчик, во второй раз я тебе предписываю молчание, и я тебя предупреждаю, что с третьим предупреждением… если ты не повинуешься… тебе ведь известно, как во времена Второй империи разогнали Национальное собрание.
—
Угрозы? Насильственные действия? Какой травы ты накупил себе этим утром на рынке? Вчера вечером ты только и делал, что взахлёб рассказывал мне о своём приключении.
—
Ещё одно… и…!
—
Хорошо! Хорошо! Я не знал, что Пия столь впечатлительна, но так как мадемуазель оказалась очень нервной, я буду нем, как рыба… до тех пор, пока она не уйдёт, так как потом… у меня куча новостей, которые тебя заинтересуют.
—
Оставь меня в покое, пока я не закончу сеанс. У меня нет времени на болтовню во время работы. Поправь позу, дорогая Пия, и если этот сумасшедший позволит себе ещё раз открыть рот, доставь мне удовольствие, не слушай его.
—
Морг, это такой дом, где показываются мёртвых? — спросил глубоко тронутый этими разговорами ребёнок.
—
Итак, прекрасно! Ты тоже состоишь в этом заговоре против меня, вы оба не хотите, чтобы я вовремя закончил это полотно! — воскликнул Амьен. — Вы, кажется, поклялись друг другу сделать сегодня все, чтобы я не сделал ничего путного…
—
Я знаю, где он находится, — продолжила Пия, — но я не осмелилась туда войти… и никогда не осмелюсь. О!.. Нет, никогда!.. Никогда! …
—
Черт возьми! Я очень на это надеюсь. А ты, Верро, если ты не заметил, то могу заявить тебя прямо, что я тебя совершенно не ждал здесь. Но если у тебя есть новости, то ты можешь подождать немного, я собираюсь вскоре закончить сеанс. Ещё три минуты неподвижности, и я закончу, моя маленькая девочка. Несколько небольших прикосновений к холсту… Я только начал улавливать эти полутона, когда это животное Верро потревожило нас. Ах! Я уловил суть, теперь Пия, замри и больше не шевелись.
Пия, казалось, его не слышала. Её лицо прибрело сумрачное выражение, большие черные глаза больше ничего не выражали, лишь бессмысленно смотрели на Улисса, который только что проснулся и привстал на своих сильных лапах, выгнув дугой пушистую спину.
Верро, успокоившись в предвкушении предстоящей беседы, замолчал, и утешался тем, что рыскал по всем углам мастерской, переворачивая и рассматривая прислонённые к стене картины, открывая и обнюхивая коробки с красками и переставляя мольберты.
И он так действовал на нервы Амьену, что тот, выведенный из терпения, закричал ему:
—
Закончишь ли ты шарить по моей мастерской? Что ты ищешь?
—
Табак. Я забыл его купить, — ответил мазила Верро, потряхивая длинной трубкой, с которой он никогда не расставался.
—
Кисет у подножья манекена… у окна.
—
Отлично. Премного благодарен. Тогда ты не будешь простирать свою строгость до такого абсурда, что запретишь мне курить? Спасибо за вашу снисходительность, мой принц. Ах! Но, заметь, что шутка твоя неудачна, фарс не удался, а твой кисет пуст, внутри него не больше табака, чем мозгового вещества в черепе моего нового знакомого, буржуа из Морга.
—
А ты, месье Верро, несносен! Поищи табак в кармане моего пальто, которое висит там, у входа.
—
Я повинуюсь, мой сеньор, — серьёзно ответил Верро, поднеся обе свои руки перед лицом, пытаясь изобразить какое-то сугубо восточное приветствие.
И он принялся рыться в пальто, в то время как Амьен, вытирая свои кисти, говорил Пие:
—
Достаточно на сегодня, малышка. Я больше не в состоянии что-то увидеть, стало слишком темно.
—
Ты шутишь! Ты издеваешься надо мной! — ворчал Верро, — я напрасно стараюсь зондировать глубины этой великолепной одежды, недоступной моему кошельку… мне ничего не удаётся обнаружить… ничего, что способно тлеть в моей трубке… зачем так издеваться над другом… здесь нет ровным счётом ничего… хотя, мои пальцы что-то нащупали… этот предмет послужит мне ещё для… я им буду рыхлить табак в трубке… Неужели это твоя! Это ведь женская булавка!