Выбрать главу

Видимо, эта вакханалия произвола вполне подходит под их понимание демократии. Ну как же здесь не вспомнить духовного предтечу Гарольда Лафайета Ханта — одного из первых миллионеров Америки, коммодора Вандербильта с его неподражаемым цинизмом: «Закон? Зачем мне закон, разве я не обладаю силой!»?

Хант на крыше

Говорят, что преступника всегда тянет на место совершенного им преступления. Темна человеческая душа. Трудно сказать, какие непознанные силы, какие психологические флюиды движут им в момент, когда он с замирающим от животного страха сердцем, с патологическим любопытством, пересиливающим этот страх, и с каким-то тайным сладострастием взирает на место, которое было свидетелем его темного деяния...

Кто объяснит, с какой целью в один из светлых осенних дней 1965 года Гарольд Хант пригласил посетивших его деловой кабинет журналистов сесть в лифт и подняться на обзорную площадку, расположенную на крыше 50-этажного здания, где находится его контора?

С крыши открывался внушительный вид большого города. Люди-течки, машины не более спичечного коробка деловито сновали по городским улицам. Скрипучим, каким-то ржаво-металлическим голосом обратившись к присутствующим, Хант произнес:

— Посмотрите туда, джентльмены! Видите то кирпичное здание? Нет, не там, глядите левее, в направлении этой серой ленты шоссе. Нашли? Именно здесь два года назад застрелили Джека Кеннеди.

Воцаряется напряженная тишина, какая бывает в цирке, когда под его куполом по тонкой проволоке, балансируя, идет канатоходец. Чтобы разрядить напряжение, уменьшить неловкость, возникшую после его слов, Хант, преувеличенно громко вздохнув, процедил что-то по поводу того, что смерть Кеннеди была «ужасной трагедией для страны».

Правда, благочестивого сочувствия хватает ненадолго. Вскоре Ханта прорывает, и он, не очень даже пытаясь скрыть злобу, от которой его тонкий голос звучит совсем уж фальцетом, говорит о том, что Кеннеди, хотел он того или не хотел, оказался предателем Америки. «Он многое проворонил, — бросает миллиардер, и тусклые, выцветшие его серо-голубого цвета глаза полыхают вдруг недобрым огнем. — Он натворил немало».

Искусный лицедей, владеющий каждым мускулом своего лица, как профессиональный игрок в покер (умение превращать собственную физиономию в неподвижную маску — одно из необходимейших качеств для покера), на сей раз Хант не в состоянии скрыть клокочущую в нем ненависть. Трудно сказать, зачем Ханту понадобился фарс с экскурсией на крышу и лицемерным воздыханием по поводу убийства президента. Вряд ли такой дешевый камуфляж в состоянии скрыть факты уже известные и те, которые постепенно выясняются.

Как ни искусно прячутся концы далласского преступления, как ни осторожно, рассчитывая каждый свой шаг, действовали и осенью 1963 года, и все последующее время сам Хант и его выводок, кое-что постепенно всплывает наружу, заставляет задумываться, анализировать, сопоставлять.

Одним из интимных и закадычных друзей Гарольда Ханта уже много лет является некто Тэд Дили, тучный человек с астматической одышкой, вечно лоснящимся от пота лицом и в темных очках, которыми он прикрывает беспрестанно бегающие, заплывшие жиром глазки-буравчики. Он владелец одной из крупнейших в хантовской вотчине газет — «Даллас морнинг ньюс». И вот выясняется, что этот самый Дили за месяц и пять дней до убийства неожиданно снимается с места и вылетает из Далласа в Вашингтон. Там, пустив в ход все свои, и не только свои, связи, он добивается приглашения на завтрак в Белом доме, который Кеннеди давал для нескольких представителей прессы.

Как рассказал потом известный американский журналист Чарльз Бартлет, также присутствовавший на этом завтраке, за столом произошел эпизод, беспрецедентный и скандальный. К удивлению оторопевших участников приема, нарушая этикет и элементарные приличия, Дили принялся в грубой и развязной форме выговаривать президенту по поводу его политики. Свою нарочито наглую тираду хантовский приятель закончил выходкой, которая граничила уЖг с прямым оскорблением: