Тротуар рокотал, принимая гидромассажную ванну, водостоки пели — старые дома вновь могли надеяться, что небо смоет хоть часть оставленной энтропией коросты. Все дышало, а упадок смотрел сам на себя немигающим неоновым взглядом.
Он бы пробился в Художественный совет, если бы это потребовалось, если бы у Тейлор не было чар, воздействующих на забывчивых ночных сторожей и способных повернуть замок. Оказавшись внутри, он поменял бы матовую стальную цепочку на бачке одного из местных туалетов на обрывок своей старой цепи из Айдайо. Пускай бы посетители и смотрители направляли мощную струю силы его старой цепи в стены, обратно в искусство. И через время приманка была бы съедена.
— Пошли, — сказал он, увлекая ее за собой под ближайший навес. Он задержал дыхание и понадеялся, что сигареты в кармане еще можно раскурить.
Тейлор рассмеялась, кивнула и неловко прикурила сигареты от своей зажигалки. Они затянулись, пока в безопасности, вместе выдыхая дым в дождь. Отдавая то, что давалось им.
ДЖЕНН РИЗ
Тазер
Пер. Е. Нестерова
Нас опекает целая стая дьявольских псов под предводительством свирепого полухаски, которого мы зовем Тазер. Они околачиваются поблизости, едят нашу еду, иногда приносят в зубастой пасти оружие или наркотики — виляя хвостом и свесив язык, они отправляют нас во все концы грабить, драться, просто что-нибудь ломать.
Мы с Кейсом лезем на телеграфный столб. Я вижу, как он смотрит на шрамы у меня на руках и ногах, чувствую его зависть. Мы забираемся на самый верх и бросаем на провода пару кроссовок Маркуса. Маркуса подстрелили две недели назад, и теперь его «найки» будут отгонять от нас проклятых птиц, когда мы курим или строим планы. Эти гребаные голуби разбалтывают увиденное стаям девчонок, которые кучкуются подальше от нас. Но ботинки, как моча, метят наш участок, они обладают особой магической силой, которая таится в пятнах пота на подкладке и в грязной резине.
Извиваясь, мы сползаем вниз, а Тазер нас ждет, восседая на асфальте, как на троне. Он чего-то хочет от нас. Чувствую взгляд Кейса, слышу, как он прерывисто дышит мне в ухо. Собаки всегда обращаются ко мне. Они знают, что я выполню все, чего бы они ни захотели. Для них я пролезал в форточки, взламывал машины, воровал. Я отвлекал копов, хозяев магазинов, парней из других банд. Долгие ночные часы я проводил в засаде, и по первому их зову готов вновь сделать это.
Глаза Тазера блестят. Высунув язык, он часто дышит, широко оскалив острозубую пасть. Когда он встает и рысцой бежит по дороге, нам ничего не остается, кроме как последовать за ним.
Кейс кричит остальным, говорит, что мы уходим с Тазером. Слышу гордость и страх в его голосе. Он идет в первый раз, его кожа пока еще ровная и ничем не примечательная. Рик З., который тут у нас вроде как за главного, когда собаки позволяют, кивает и возвращается к своей травке. Две ночи назад мы удачно сходили на дело, и еще пару дней никого из нас будет не оторвать от еды и курения травки. Даже те, кто дорос до того, чтобы поймать телку, оставляют в покое свои члены, пока нам хватает плана для кайфа.
Мы следуем за Тазером по сплетению улиц и аллей, везде темно, пахнет алкоголем и гнилью. Когти Тазера цокают по черной дороге. Он помахивает хвостом, но от ходьбы, а не от особой радости вести нас. Думаю, что он, может, и доволен нами, может, даже гордится, но показывать это, тем более каким-то дурацким вилянием хвоста, — ни за что.
Кейс младше меня, но крупнее. Выше дюйма на два. Мне приходится задирать голову, разговаривая с ним, впрочем, как и с остальными. Я ростом ниже всех, кроме совсем молокососов. Наползает ночь, холодает, мы сжимаем кулаки, опасаясь каждой тени; Кейс бросает на меня взгляд за взглядом — в каждом немой вопрос. Тазер никогда раньше не выделял его из группы, и он готов наделать в штаны от страха и волнения.
Я не смотрю на Кейса и стараюсь его успокоить. Я расправляю плечи, шагаю быстрее. Мне здесь все привычно, и Кейс должен это понять. Должен это почувствовать. Должен рассказать остальным все до мельчайших подробностей.
Тазер все идет, и даже я начинаю терять представление о том, где мы находимся. Многоэтажные дома сменяются двухэтажными, двухэтажные — одноэтажными, мы идем дальше, и дома опять становятся больше. Люди тоже меняют цвет. Я никогда не уходил так далеко от дома, от подвластной нам территории. Над головой летят птицы, и никакие кроссовки не помешают им нас увидеть. Даже у собак во дворах, мимо которых мы проходим, неживые глаза. Их челюсти никогда не ощущали холодного металлического привкуса револьвера, только безвкусный дробленый сухой корм из пластиковой миски. Тазер совсем не такой.