После работы они собирались вместе и обсуждали планы на будующую жизнь.
"Лоренцо, где ты выучился этому танцу, который танцевал последний раз в кабачке?" - спросил Джон. - "Это было и прекрасно и страшно. Недаром та женщина приняла тебя дьявола. Расскажи нам о себе, мы ведь ничего не знаем, хотя и знакомы уже несколько месяцев."
Лоренцо посмотрел на Джона и понял, что рассказывать о себе он не хочет, вовсе не потому, что не доверяет своим друзьям, просто они не поймут его. Да и что говорить им, о себе мальчике на берегу моря, о Винченцо, с которым купался и загарал, а потом танцевал, о синьоре Мауриццио, почти без колебаний принявшего его предложение поставить балет для его бродячего театрика, - Лоренцо теперь уже знал, что спектакль, где только танцуют, называется балетом, - о черте, лежавшем на сцене с кинжалом в груди, о своей жизни в цыганском таборе, о Ромеро у погасшего костра, который был его другом, учил танцевать фламенко и с которым они хотели вместе танцевать на улице, а потом о смерти дорогого ему человека в обличьи черта. Все эти картины промелькнули у него перед глазами в один миг, но он видел их так отчетливо, как будто это случилось не несколько лет назад, а только вчера. Он еще раз мрачно посмотрел на своих друзей и твердо решил ничего им о себе не говорить.
Он вспомнил свой сон и тот страшный голос.
"Все сбывается. Я не могу полюбить Софию и не верю своим друзьям. Да и что расскажу им о Винченцо и Ромеро? То, что не каждый может отказаться от богатства, от привычной жизни и променять все это на жизнь бродячего артиста. И не каждый может найти в себе мужество уйти из родного табора. Странно, но последнее время мне снится не Винченцо, только Ромеро. Ведь когда-то Винченцо был частью моей жизни. Очевидно, это все потому, что Ромеро, изменил мою жизнь, научив фламенко, а Винченцо был только другом детства."
"Я долгое время жил среди цыган в таборе, а танец называется фламенко." - только и ответил он. - "Моя жизнь не была такой уж интересной, чтобы о ней рассказывать."
"Танец действительно великолепный." - продолжал Джон. - "Так и вижу тебя танцующим фламенко, как бы парящим в воздухе среди задутых грозой свечей. Может быть, ты и нас научишь танцевать?"
"Конечно. Можем начать хоть завтра."
"Нет, это невозможно!" - раздался голос Софии. - "Ты еще до конца не выздоровел. Через неделю - другую, когда ты встанешь совсем на ноги, будешь нас учить, но не раньше!" - Она сказала это так твердо, что никто не посмел ей возразить. Даже Лоренцо промолчал.
Почувствовав себя лучше, Лоренцо собрал труппу и предложил начать обучение на следующий день, вечером после работы. Начали они с разучивания движений руками. Затем начались занятия по обучению сапатеадо - движениям ногами. Лоренцо был еще сам очень слаб, и первые занятия проводил, сидя на стуле, но со временем уже смог показывать стоя, что стоило ему большого труда - странно, думал он, чтобы молодой сильный человек после болезни чувствовал себя немощным стариком. Потом группа освоила координацию танцевальных движений рук и ног, что для Лоренцо казалось самым сложным, он вспоминал, как Ромеро учил его танцевать фламенко. Потребовалось несколько недель, чтобы Лоренцо, наконец, сказал: "Вот теперь я доволен, вы делаете все правильно." Хотя Лоренцо и был удовлетворен, он понимал, что танцорам не хватало выразительности, которая отличала танцы цыган, но он был уверен, что это прийдет со временем.
Зима кончилась, и уже нужно было оставить гостеприимный дом Райтов, двигаться дальше вместе с весной.
"Вы стали для нас родными, такого радушия я уже давно ни от кого не видел. Значит, в Америке еще стались хорошие люди, значит, не все думают только о своем кошельке. Примите наши танцы на прощание в качестве благодарности за все." - сказал Джон. обнял мистера Райта и поцеловал его жену.
Семья Райтов смотрела на танцующих как завороженные. Когда же Лоренцо танцевал фламенко, миссис Райт расплакалась. Он со страхом посмотрел на женщину, неужели повториться то, что было уже в кабачке. Но миссис Райт сказала:
"Я прожила долгую жизнь, сама в молодости любила потанцевать, со многими танцевала, но такого танцора, как ты, никогда не встречала. Теперь могу умереть спокойно. Ты, Лоренцо, - великий танцор. Жаль, что мои дети не умеют так танцевать, да не всем Бог посылает такой талант."
Рано утром труппа отправилась на север, в след за теплом, и опять они оказались в Нью-Йорке. Уже с первого выступления стало ясно - успех обеспечен. Площадь каждый раз была запружена толпой восторженных зрителей, хлопающих беспрерывно и не скупившихся на приношения. Итальянские и французские танцы перемежались фламенко - Лоренцо танцевал либо один, либо с другими танцорами. Его неизменной партнершей была София. Она танцевала превосходно, Лоренцо даже думал, что она танцует не хуже некоторых цыганок, а то и лучше многих из табора. Она очень талантлива, думал он глядя на нее, но одного таланта мало, неужели любовь, неразделенная любовь, сделала из нее такую удивительную танцовщицу. Он даже пожалел о том, что не может полюбить ее, и тут же стал себя ругать - у него нет права на любовь, он приносит дорогим ему людям только горе и смерть.
Они уже закончили танцевать и собирались уходить, но в это время к ним подошел человек хорошо, даже щеголевато одетый, в дорогом костюме и до блеска начищенных ботинках, при галстуке, в фетровой шляпе, и представился.
"Меня зовут Хаим Ваксман, я - еврей из Кишенева. Убежал оттуда от погромов. У меня здесь свое дело, зарабатываю я неплохо, все время занят, но уже несколько дней все забросил и с утра до вечера смотрю ваши выступления. Глядя на вас, мне пришла в голову одна идея - если вы не будете возражать, я стану импрессарио группы, мы снимем помещение, сделаем из него театр, и вы будете там выступать. Танцоры у вас не только профессиональные, но и превосходные. Так что успех обеспечен, за проигрышные дела я не берусь."
"У нас нет таких денег, чтобы платит вам за работу." - сказал Джон, покачивая головой.
"Пока деньги у меня есть, и я все сделаю бесплатно, но потом, когда прийдет успех, конечно, будете мне платить. Соглашайтесь."