— О, да повзрослейте же вы наконец! — громко сказала я. — Я его кузина, Вероника.
Толстяк резво протянул мне руку для приветствия.
— Будем знакомы — Смит-Причард. Но ты можешь называть меня просто Адриан.
Я проигнорировала протянутую руку.
— Мне знакома твоя фамилия, — заговорила я. — Вероятно, слышала по радио. Твой отец работает в правительстве, если не ошибаюсь?
— Он занимает должность в Парламенте. Мой отец является…
— Мне безразлично, кем он является, — прервала его я. — Меня это совершенно не интересует. Я надеялась, возможно, он водит «Aston Martins» — вот эта тема для разговора очень даже по мне.
— Да ну! — воскликнул высокий симпатичный мальчик слева от Смит-Причарда. — Ты увлекаешься автомобилями?
Я сразу его узнала: он был точной копией своего отца, Джорджа «Таффи» Вагстаффа, заслуженного британского пилота, который сбил самолет врага, когда тот атаковал Вестминстерское Аббатство; после того, как обреченный бомбардировщик подбил его самого, Вагстафф катапультировался и спустился на парашюте прямо в сад Аббатства, и остался на чай с настоятелем собора. В настоящее время, спустя пять лет после войны, этот человек был директором семейной фирмы «Химикаты Вагстаффа».
— Еще как увлекаюсь, — подтвредила я его предположение. — Так сильно, что ем части двигателя, политые бензином, вместо овсянки с маслом на завтрак.
На это мне никто не решился ответить.
— А что ты думаешь о «Maserati 4CLT / 50»? — поинтересовался кто-то зловещим голосом из толпы мальчишек.
Я догадалась, что мне устраивают проверку.
— Неплохая машина, — откликнулась я, посылая небу благодарности за то, что держала ухо востро, пока околачивалась возле гаража Берта Арчера во время своих вылазок в деревню. — Очень даже неплохая, но все же не сравнится по мощности двигателя с «Alfa 158».
Этот вопрос мне задал тощий мальчик, настолько бледный, что он был похож на фотонегатив. Белесые вихры падали ему на лоб. Мне стало не по себе от его пристального взгляда.
— Кто это? — шепотом спросила я у стоящего рядом Плакстона.
— Уилфред Сомервилль, — тоже шепотом ответил он. — Болтают, что он увлекается мистикой.
— А он и правда увлекается?
— Не знаю. Но я в любом случае стараюсь держаться от него подальше.
— Что еще ты можешь о нем рассказать?
— Немного. Его отец священник в Гастингсе, по совместительству фотограф-любитель. Это все, что мне о нем известно…
— О чем вы там шепчетесь? — насторожился Сомервилль и начал локтями расчищать дорогу в толпе, чтобы подобраться поближе.
— Вероника просто рассказывала мне, — не моргнув взглядом, принялся врать Плакстон, — что ее папа собирается принять участие в Гран При в этом году.
— Да? — подпрыгнул Сомервилль. — И как его зовут?
— Вам еще не знакомо его имя, — беззаботно ответила я. — Но не волнуйтесь, совсем скоро вы о нем услышите!
Последовавший взрыв хохота несколько разрядил обстановку.
— Молодчина, Вероника, — хихикнул Вагстафф, — ты его сделала. По заслугам, Сомервилль! Время подвинуться с пьедестала.
Сомервилль злобно покосился в мою сторону, но потом демонстративно отвернулся и углубился в напускной разговор со Смит-Причардом.
Неловкое молчание воцарилось среди остальных мальчиков. Я пожала плечами: практически втянула голову в плечи и развела в стороны руки, как будто говоря «Кому какое дело?». Я совершенно не боялась Уилфреда Сомервилля. Он был задирой, и это было написано на его бледной физиономии вдоль и поперек.
Я как раз собиралась пошутить на этот счет, когда дверь с грохотом распахнулась, и еще один мальчик вломился в самую середину толпы.
— Привет, Плакстон, — сказал он, а после указал большим пальцем за дверь. — Старик Деннинг опять застрял в уборной. И он снова повесил на дверь свою дурацкую табличку. Кто за то, чтобы выкурить его оттуда? Давай, Лоусон, ты же наследник аптекаря. Наверняка сможешь состряпать какую-нибудь отменную вонючую штуку за считанные минуты!
Лоусон облизнул губы и оглядел комнату с таким видом, словно искал еще один выход.
— Оставь старика в покое, Хенли, — сказал он вошедшему. — Пускай отмокает дальше.
— Ой, перестань, не то испортишь нам все веселье! — отозвался Хенли. Вероятно, это и был тот самый Хенли, который занимал комнату на первом этаже между Сомервиллем и Лоусоном. — Давайте — кто со мной?
— Я, — громко шагнул вперед Сомервилль, как будто его намерение выступить добровольцем поднимет его в глазах тех, перед кем я только что его пристыдила. — Пойдем, парни — Хенли, Косгрейв, Смит-Причард… пошли! Давайте устроим разнос старому зануде Деннингу!
За этим последовала череда кивков и дружное движение тел в сторону двери. Я не могла позволить этому случиться.
Прежде чем кто-либо успел остановить меня, я продралась через толпу мальчишек и выскочила в коридор. Молниеносно распахнув дверь ванной, я влетела внутрь, захлопнула ее за собой и заперлась на щеколду.
И повернулась на пятках, чтобы взглянуть, мертв ли еще мистер Деннинг. Конечно же, он и с места не сдвинулся за прошедшее время.
Кто-то потряс дверь, и из холла послышались возмущенные крики. Разумеется, голос Сомервилля перекрывал все остальные.
— Я сказал, открой, Вероника, — орал он за дверью.
Я не ответила. Так прошла целая минута.
— Выгоните ее оттуда, сэр, — вновь подал голос Сомервилль, по-видимому, обращаясь к скончавшемуся профессору. — У нее нет никакого права вообще находиться в этой школе. Пожалуйста, вспомните, что женщинам запрещено даже переступать порог Грейминстера. Просто выставите ее за дверь, сэр, и мы ее прогоним.
Снова я ответила молчанием, только сейчас начиная сознавать, что сами небеса послали мне эту возможность получше осмотреть место преступления. Сомервилль и его прихвостни могут хоть до посинения голосить под дверью, одно я знала точно: ни один мальчишка (или мужчина, если уж на то пошло), живущий на этом свете, не посмеет потревожить женщину, закрывшуюся в туалете. Я знала это как неприложную истину.
Возможно, скоро им надоест и они позовут кого-нибудь из вышестоящих — еще одного заведующего или даже директора школы. Ну а пока этого не случилось, мистер Деннинг целиком и полностью в моем распоряжении!
С торчащими из ванны согнутыми коленками труп сейчас напоминал мне об одном из наименее удавшихся миссис Мюллет блюд из курицы — о холодной и голой цыплячьей тушке, поданной к столу на водяной бане, в которой она до этого обрабатывалась паром.
Приглядевшись, я заметила несколько крошечных кусочков меди, которые откололись от трупа и упали на дно ванны — вероятно, это следствие того, что я перемещала его раньше. Отпавшая медь оголила некоторые участки кожи мертвеца: большинство из них имели цвет рыбьего брюха, однако два или три казались воспаленно красными. И, что самое удивительное, медь вокруг краснеющих пятен имела неровную, вздувшуюся поверхность (словно маленькие кратеры), зато покрытие металла вокруг белеющих пятен оставалось гладким и плоским.