— Тебе надо отдохнуть,—откликнулась Амариллис Лугоцвет.— Мы еще не раз с тобою увидимся, Я очень рада твоему приезду,—Она проводила Софи до сеней.— Ложись пораньше спать и постарайся хорошенько выспаться.
На дворе за это время, как видно, прошла гроза. Цветы местами поникли, полегла трава. Как это она ничего не заметила! Дождь еще шел, хотя и мелкий. Софи пыталась открыть складной зонтик.
— С таким малюсеньким зонтиком в лесу ты вымокнешь до нитки, возьми лучше этот...— И Амариллис Лугоцвет протянула Софи большой пестрый деревенский зонт, под которым могли бы уместиться три человека.
— Итак, до скорого свидания,— сказала Софи, с удовольствием вдыхая наполненный озоном воздух. Когда она опять шла краем большого луга, ей вспомнилось, что в дни ее детства они всегда называли это место «Нарциссовым лугом».
*
«Эти огненные лилии...» — подумала она. Надо было ей спросить про них у Амариллис Лугоцвет. Не она ли подстроила, что их поставили здесь, в комнате. Если да, то на что ей этим намекают, какой хотят подать знак?
Она приняла освежающую хвойную ванну, подновила свой грим, вообще привела себя в порядок, словно для выхода на сцену, хотя сама не знала, в какой роли. Надела элегантное шелковое платье, обращавшее на себя внимание не столько расцветкой, сколько изяществом линий, к нему — нитку жемчуга и только одно кольцо. Она могла себе позволить носить красивые туфли,— ноги у нее не отекали и не были покрыты узлами вен. Вынув из сумки носовой платок, губную помаду, пудреницу, она переложила их в маленькую вечернюю сумочку стиля «модерн», металлическая защелка которой была украшена тисненым цветочным орнаментом. Первое впечатление чаще всего бывает решающим. Она проверила, хорошо ли держатся накладные ресницы, и, включив полный свет, с удовлетворением отметила, что пудра лежит ровно. Никогда нельзя знать,— бывает, что твоя судьба решается в самый неожиданный момент. Ее уже охватило то приятно щекочущее возбуждение, которое она обычно испытывала перед первым спектаклем на новом месте. А когда она спускалась по лестнице, то почувствовала себя такой окрыленной, что замурлыкала едва слышно мелодию какой-то песенки. До нее донеслось звяканье ножей и вилок и тихий шелест голосов с одной стороны, а с другой, где, по-видимому, находилась кухня, тот веселый гомон, которым сопровождается приготовление пищи.
— Госпожа фон Вейтерслебен,— произнес кельнер и повел ее через широко распахнутые двери ресторана, где из-за грозы уже горел свет, к маленькому столику, накрытому на одну персону. Софи залилась краской, сама еще не сознавая почему, и ей пришел на ум старый театральный анекдот про актера, выбежавшего на сцену в спектакле, в котором он не играл. Так примерно она чувствовала себя сейчас. И только присутствию духа, уже не раз выручавшему ее на сцене, была она обязана тем, что не споткнулась и не стянула скатерть со столика или не смахнула с него бокал. Сохраняя самообладание, она села на свое место, слегка дрожащими руками взяла меню и стала изучать список блюд. Сдержать себя стоило ей такого напряжения, что она плохо воспринимала все происходящее вокруг, и кельнеру пришлось несколько раз переспрашивать, что она будет пить. Но, и услышав наконец его вопрос, она только и смогла выдавить из себя: «Красное вино». Кельнер с улыбкой отвесил ей поклон, словно ему было понятно ее состояние.
Софи Зильбер, урожденной фон Вейтерслебен, достаточно было одного-едннственного взгляда, чтобы убедиться — чутье на этот раз ей изменило. Туалет ее был совершенно не к месту. Что значит не к месту,— прямо-таки неприличен. Ничто не могло быть для нее неприятнее. И она прокляла минуту, когда, стоя перед платяным шкафом и размышляя, что бы надеть, выбрала этот, как ей казалось привлекательный вечерний туалет.
В ресторане было гораздо больше дам, чем мужчин и хотя Софи не сомневалась в зоркости своего взгляда она все же украдкой продолжала осматриваться. Гости сидели по три, по четыре человека за столиком, и похоже было что все они друг друга знают,- правда это впечатление было интуитивным и Софи ничем бы не могла его подтвердить.
И все дамы—это в подтверждении не нуждалось -были в штирийских платьях. Блузки и юбки с корсажами самых прихотливых цветосочетаний, но неярких тонов. Влияния моды в этих костюмах не чувствовалось, скорее наоборот — они были словно подернуты патиной, напоминавшей ту слегка обветшалую элегантность, которая считалась хорошим тоном у дворян, когда они наезжали в деревню. И все это выглядело так непринужденно, так безукоризненно опрятно и в то же время небрежно, словно те, кто носил эти вещи, не знали с ними никаких хлопот, словно именно эти платья были самыми уместными здесь — и сегодня, и всегда. И несмотря на то, что они казались слегка потертыми, как на картинах старых мастеров, не создавалось впечатления, будто они изношены на какой-то работе, просто потому, что люди, в них одетые, не походили на тех, кто занят определенной работой, хотя и такая возможность не исключалась.