В раздражении она поглядела на свои ноги и почувствовала, что кожа у нее болезненно натянулась. Надо поскорей одеться и уйти, не то можно получить ожог. Спала она, скорее всего, совсем недолго, но близость воды так усилила действие солнца, что кожа у нее успела покраснеть,— она проверила это старым способом, который применяла в юности: немного оттянула купальник, чтобы получше рассмотреть разницу в цвете тела.
Когда она уже оделась и собралась уходить, то заметила приближавшуюся к берегу лодку. Там сидела Амариллис Лугоцвет и призывно махала Софи. По каменной осыпи Софи спустилась к воде и подождала, пока Амариллис подгребет к берегу.
— Садись, поедем,— сказала та.— Один ив этих молодых ребят упал в озеро и утонул. Случайно поблизости оказались водолазы, так что удалось хоть вытащить тело. Софи испуганно уставилась на нее.
— Один из... из дельтапланеристов? Амариллис Лугоцвет кивнула.
— Совсем еще мальчик, и в двух шагах от берега. Софи вошла в лодку и села на весла, которые уступила ей Амариллис, Они доплыли до ущелья, где Амариллис втащила лодку в небольшой сарайчик.
Переодевшись, Софи спустилась вниз, чтобы пойти ужинать, и увидела, что Альпинокс и многие дамы еще сидят в вестибюле. Они расхватали разложенные там газеты и читали их, то и дело прерывая чтение возгласам изумления или ужаса; вообще вели себя так, будто сроду не держали в руках газет и они им в диковинку.
Альпинокс, на секунду подняв глаза, увидел Софи и предложил ей сесть в кресло рядом с ним. Софи еще не успела усесться, как он с большим удивлением показал ей фотографию в английской газете, на которой был снят далай-лама: беседуя с кем-то, он постукивал себя пальцем по лбу, и было совершенно ясно, что этот жест имеет какое-то отношение к тибетскому языку, но отнюдь не имеет того оскорбительного смысла, в каком употребляется здесь, в этой стране.
— Вы только поглядите,— сказал Альпинокс, не отрывая глаз от газеты,— мой старый друг. А до меня даже не дошла весть о том, что он изгнан из своей страны. Надо мне будет как можно скорее с ним повидаться.
— Ах да,— сказала дама с миндалевидными глазами, случайно оказавшаяся рядом.— Прискорбный инцидент, в самом деле — весьма прискорбный и, по всей вероятности, в ближайшее время непоправимый.— Она слегка покраснела. Только теперь Альпинокс заметил, что Софи застыла от изумления.
— Ах, понимаете,— обратился он к ней с любезной улыбкой,— я иногда чудовищно преувеличиваю. Но мне действительно однажды довелось видеть этого человека,— он опять ткнул пальцем в фото далай-ламы,— можете мне поверить. В юности я был страстным альпинистом и, конечно, пытался штурмовать гималайские вершины. Вот тогда-то...— Альпинокс подкупающе улыбнулся.— Только, к великому моему сожалению, мне не удалось ни одно из этих первовосхождений, о которых впоследствии так иного болтали.
Некоторые дамы поднялись и, продолжая разговоры, в которых звучали отголоски газетных сообщений, направились в зал. Альпинокс, казалось, был рад, что может встать и предложить руку Софи.
— Вы небось проголодались после плаванья? — благожелательно спросил он. Софи кивнула, и он прибавил: — Ито ж, посмотрим, чем нас побалуют сегодня вечером.
Ужин протекал в более серьезном настроении, чем обычно, как будто новости со всего света привели эту публику в легкое замешательство, которое улеглось лишь медленно и постепенно, уступив место признанию свершившихся фактов. Кроме того, в тот вечер общество было в изначальном своем составе, включая фрейлейн фон Триссельберг,— Софи даже не заметила, как та вдруг оказалась за соседним столом,— а странные посетители, что обычно показывались только после еды, на сей раз отсутствовали.
Один лишь фон Вассерталь, несмотря на свой мечтательно-задумчивый взгляд, как всегда, пребывал в благодушном настроении и пытался развлечь общество, рассказывая анекдот за анекдотом.
На дворе так потеплело, что воздух, лившийся в раскрытые окна, не приносил прохлады.
— Ну, довольны вы теперь? — спросил Альпинокс у дам, которые в перерывах между блюдами обмахивались салфетками.
— Наконец-то наступило настоящее лето,—начала дама по имени Розабель, а дама по имени Изабель продолжала: — В конце концов каждое время года должно принести с собой то, что от него ждут.
— Я привыкла к совсем, иным температурам,— сказала темноволосая дама, с которой фон Вассерталь все еще иногда обменивался многозначительными взглядами.— Должна сказать, что я только-только начинаю согреваться.