Подкрепившись чудесным напитком и вновь ощутив радость жизни, Софи съела яйцо, выпила несколько чашечек превосходного кофе и, на удивление веселая и раскованная, попыталась вспомнить вчерашнее.
Ночь была долгая, полная смеха и жалоб, странных разговоров и удивительных впечатлений. Софи вспомнила, что она видела и Амариллис Лугоцвет, и хотя та ни минуты не сидела с ней рядом, но время от времени, беседуя с разными дамами, бросала на нее то с одного, то с другого места благожелательные взоры.
Софи удалось вспомнить только одно: после первого же глотка вина ее охватило ощущение нереальности происходящего, но оно не было ни тягостным, ни путающим, и она продолжала пить без опасения, что вино может причинить ей какой-либо вред. Вспомнила она и то, что дамы и господа, сидевшие по обе стороны от нее, все время менялись, через определенные промежутки времени возле нее появлялись новые лица, все эти люди говорили с ней, но у нее ни разу не возникло такое чувство, будто у нее хотят что-то выпытать,— наоборот, ей самой что-то рассказывали. Да и разговоры, что велись за другими столиками, казалось, не имели никакого отношения к Софи и ее делам. Многие из присутствовавших, по-видимому, были знакомы давно, и Софи замечала, как они поддразнивают и смешат друг друга всевозможными намеками и цитатами, хотя не имела пи малейшего понятия, о чем речь.
Софи никогда не была сильна в географии, но из названий стран и городов, звучавших в разговорах, уяснила себе, что собравшиеся здесь дамы обитают в самых разных уголках земного шара.
Тем более странным представлялось ей, что они так далеки от света, вернее, от цивилизации. Она не помнила, чтобы они хоть раз назвали общепринятые транспортные средства, а ведь о них обычно так много говорят, когда речь заходит о путешествиях. Вот почему их рассказы об экзотических странах звучали так ошеломляюще; можно было подумать, будто вся эта компания пользуется неизвестными ей, Софи, средствами передвижения, столь же быстрыми и, конечно же, куда более надежными, нежели те, что распространены в настоящее время.
Познакомилась она также с обоими мужчинами — Драконитом и фон Вассерталем и немного с ними поболтала. Они дали ей понять, будто знают ее давно, что, по ее разумению, было маловероятно. Драконит удивился тому, как хорошо она разбирается в минералах. Этими своими познаниями она была обязана исключительно Зильберу, а Драконит, предположивший, что она интересуется камнями и ныне, пригласил ее как-нибудь посмотреть его коллекцию, которую он, хоть и скрепя сердце, подарил недавно открывшемуся курортному музею. Софи вспомнила, что где-то в квартире Зильбера должно еще храниться его собрание; поскольку она все равно не знает, что ей делать с такой кучей камней, это, пожалуй, совсем неплохая идея — тоже подарить их музею.
— Замечательное решение,— заявил Драконит,— если вы только в состоянии с ними расстаться. Господин Зильбер в свое время не в силах был это сделать, он был истым коллекционером.
Софи не сразу привыкла к тому, что о ней знают всю подноготную. Зато через некоторое время она даже почувствовала себя от этого спокойней, ей было приятно сидеть здесь и благодушествовать, не тратя сил на то, чтобы достичь взаимопонимания, как обычно приходится делать в незнакомом обществе. Ее понимали и так, во всяком случае, знали ее прошлое и обстоятельства ее жизни без каких-либо объяснений с ее стороны. И как раз ненужность объяснений придала частным разговорам и общей беседе необычайную естественность и свободу. Можно было обмениваться мнениями, не рассказывая предыстории. Дамы вели речь в такой обворожительной манере, что слушать их было одно удовольствие. Хотя некоторые, судя по внешности, были иностранки, все они, в том числе и Софи говорили словно бы на одном общем языке, и между ними не возникало никаких недоразумений. Все, что она слышала, было совершенно ясно и вразумительно, а когда говорила она, ей не надо было подыскивать слова, они сами просились ей на язык, прежде чем она успевала подумать, что же, собственно, хочет сказать. И это еще усугубило впечатление нереальности, которое осталось у Софи от той ночи, хотя вообще-то реальность всего происшедшего ни на секунду не вызывала у нее сомнений.
Собираясь на ужин, она надела один из новых «дирндлей» и по взгляду кельнера, который на сей раз повел ее к другому столику, где уже сидели три дамы, поняла, что в выборе туалета не ошиблась. Едва лишь она облачилась в это когда-то такое привычное для нее одеяние, как сразу почувствовала, что она вновь в ладу с собой и своим окружением, почувствовала себя так уверенно, словно здесь, сегодня, в таком ее состоянии никто на свете не может причинить ей зла.