– Как все прошло? – спросил он.
– На автопилоте, – спокойно ответил я. – Нажал кнопку, и вся эта хрень потекла. Я рассказывал эти истории столько раз, что начинаю верить в их подлинность.
Днем в воскресенье, по приглашению Майка Уолласа, мы смотрели Суперкубок в специальном проекционном зале Си-Би-Эс. Поставив на "Дельфинов Майами", я проиграл сорок долларов Дику, Джерри Альбертини и Марти. "Шестьдесят минут" освещали сложившееся положение. Я таращился на себя самого минут пятнадцать. В жизни не видал более лживого человека, чем Клиффорд Ирвинг на двадцатидюймовом экране. В голову пришла мысль, что все, кто меня знает, непременно поймут – я лгу. Ни одного естественного жеста: улыбка вышла вымученной, смех – дрожащим, а руки неуклюже шевелились, подчеркивая каждую важную фразу. Похоже, я взял за образец честность выступлений Ричарда Никсона или Линдона Джонсона на предвыборных митингах.
На следующее утро мне позвонили руководители "Макгро-Хилл" и "Лайф".
– Ты был великолепен, – сказали они. – Ты действительно справился, такой естественный, искренний. Думаем, неприятности на этом закончатся.
Не прошло и недели, как компания "Роузмонт" подала на нас в суд, чтобы добиться временного запрета книги, но на это, похоже, все плюнули. Предварительный запрет, свобода слова и первая поправка к конституции США – все было на стороне "Макгро-Хилл" и "Тайм".
Впервые с того времени как началась наша афера, то есть почти год назад, я чувствовал, что события разворачиваются помимо моей воли. Я превратился в младшего консультанта, военного, разжалованного из командовавшего сражением генерала в лейтенанта на фланге. Были задействованы две юридические конторы: "Уайт и Кейз", представлявшие "Макгро-Хилл", и "Крэвэт, Свейн & Мур" от "Тайм", а также мой собственный адвокат Марти Акерман, остававшийся в тени, но игравший роль партнера. Перемены меня и устраивали, и беспокоили одновременно. Я все еще должен был закончить предисловие, а после этого улететь на Ибицу, оставив поле битвы на растерзание законникам. Но действия юристов откровенно озадачивали; я не знал законов и чувствовал себя весьма нехорошо. Дик, остановившийся вместе в Джерри Альбертини в отеле "Билтмор", сидел в своем номере и большую часть времени почитывал детективные романы. Безумие прошлой недели постепенно перешло в тихое сумасшествие. Роберт Стюарт приезжал почти каждый день с гранками, которые необходимо было редактировать, я все еще дописывал последние страницы предисловия и чувствовал, что мне смертельно нужно поспать, поэтому даже бросил Дэвида Уолша на попечение друзей в ресторане: он гулял на вечеринке в честь удачного моноспектакля знакомого актера в галерее "Грир", опрокидывая один скотч за другим и успокаивая свою язву фруктовой солью "Иноз".
Дик приехал утром, и через несколько минут Марти загнал нас в угол холла.
– Больше никаких обсуждений по поводу Честера Дэвиса, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы, ребята, написали обо всем, что знаете. – Он повернулся ко мне: – Не надо скромничать. Нужны цветистые детали. Разбейте ваши мемуары на разделы – ваша жизнь, финансовое положение, плата Хьюзу, чеки и все ваши встречи с ним. Просмотрите свои билеты, чтобы точно указать даты.
– А для чего это надо? – спросил Дик.
– Проклятый иск "Роузмонт". Мы собираемся задействовать ваши показания в суде.
Он мой адвокат, ему лучше знать, решил я, так как слишком устал и перенервничал, чтобы спорить. К следующему дню я сумел выдавить из себя двадцать две страницы официального заявления, забив их деталями под завязку, и вручил Марти с обычной авторской гордостью. Он внимательно прочел каждое слово.
– А на каком именно самолете ты летел, когда добирался в Мексике из Оахаки до Юкатана?
– "Сессна-150". – Я вспомнил название модели, которую увидел в каком-то прочитанном прошлым летом журнале.
– Разве ты не говорил мне, что там было четыре сиденья?
– Да, кажется, сзади было еще и заднее кресло.
– Тогда это не может быть сто пятидесятая модель.
– Марти, я же сказал, тот тип, Педро, назвал самолет "Сессной-150". Но мы ведь говорили по-испански... Я мог неправильно его понять.
– А ты разве не записал идентификационный номер самолета? Он пишется на хвосте.
– Я не посмотрел.
Марти взглянул на меня с удивлением:
– А как насчет номера машины Холмса, где он завязал тебе глаза и отвез во Флориду к Хьюзу?
– Это было глупостью с моей стороны. Мне следовало все фиксировать.
Он помедлил, затем кивнул.
– Я это перепечатаю, а ты потом сможешь подписать.
Дик выжал из себя описание своей встречи с Хьюзом в Палм-Спрингс. Через несколько часов оба документа были напечатаны секретарем Акермана и представлены нам на подпись, а Марти их заверил. Мы с Диком сидели наверху.
– Знаешь, – начал я, – все эти чертовы письменные свидетельства...
– Ты к чему это?
– Точно не знаю. Но думаю, это показания под присягой.
– Я не поднимал правую руку и ни в чем не клялся.
– Я тоже. Но мы их подписали.
– Полечу-ка я обратно в Испанию, – пробормотал он. – Сегодня же вечером.
– Я тоже. Не сегодня, а как только смогу выбраться отсюда.
Дик уже уехал в аэропорт, когда я забрел в кабинет Марти на втором этаже. Это было в среду вечером. Он сидел за большим письменным столом, нервно покусывая ластик на конце карандаша. Стол был завален записками и сообщениями, осколками недельного хаоса.
– Происходят странные вещи, – произнес он. – Мне звонил Шелтон Фишер. Они получили кое-какие новости из Цюриха. Вероятно... – Акерман прервался; казалось, он осторожно подбирает слова. – Они почти уверены, что Хьюз не открывал тот счет в Швейцарском кредитном банке.
Меня передернуло. На лицо автоматически выползла мученическая улыбка.
– Ну что ж, добавьте еще один слух к общей куче.