Марти все еще вертел карандаш. Поднес руку к лицу, стал тереть переносицу. Когда он наконец посмотрел мне в глаза, его кожа была такой же серой, как моя тогда, в аэропорту.
– Тебе нужно знать две вещи, – сказал он дрогнувшим голосом. – Я попросил американских почтовых инспекторов разобраться со всем этим делом. У нас с тобой встреча с Пенни Ньюменом в офисе прокурора округа, – он взглянул на часы, – в шесть часов, то есть через тридцать минут.
– Отмени ее, – выпалил я. – Я не могу туда пойти.
Марти тряхнул головой.
– Они притащат тебя в наручниках, если ты не покажешься. Придется идти. Если ты послушаешься моего совета, – медленно произнес он, – расскажи им все. И да хранит тебя Господь.
Мы подъехали к зданию уголовного суда, когда уже пробило шесть, и пробыли там до десяти. В помещении сидели Леонард Ньюмен, помощник окружного прокурора и глава отдела по борьбе с мошенничествами, человек грубоватой наружности, лет пятидесяти, с седыми волосами, Оскар Коэн, второй помощник прокурора, маленький, опрятный, доброжелательный, но с холодными глазами, и еще трое детективов.
– Расскажи свою историю, – велел мне Марти, что я и сделал охрипшим голосом, расслышать который иногда и сам не мог.
Они явно не поверили, что у меня ларингит, и моя история их не заинтересовала. На середине моего вдохновенного рассказа Ньюмен обратился ко мне с короткой речью:
– Если вы лжете, мы это выясним. Если говорите правду – вам это зачтется. Если скрываете что-то – только роете себе яму поглубже.
Оскар Коэн, имевший привычку бродить из угла в угол по комнате, внезапно остановился прямо напротив меня, обвисшего в кресле. Он заговорил мягким голосом с приятными бархатистыми обертонами:
– Как подсказывает мой опыт, чем более сложна и запутанна история, тем больше у нее шансов оказаться ложью.
Встреча ничего не дала, мы оказались в тупике. Ньюмен хотел, чтобы я вернулся утром, речь шла о повестках в суд. Я не понял из всего этого ни слова.
– Послушай, – сказал Марти бесцветным голосом, стоя у дороги и пытаясь поймать такси, – думаю, они собираются тебя арестовать.
Я схватил его за руку. Пришлось приблизиться к нему, чтобы он смог услышать мой задушенный голос.
– Арестовать меня? За что?
– В Нью-Йорке совершено мошенничество. Вот за что. Либо ты обманул "Макгро-Хилл" и украл кучу денег; либо Хьюз провернул махинацию, уверяя всех на свете, что никогда тебя не знал и никогда не брал денег; либо же кто-то надул тебя, выдавая себя за Хьюза и присвоив деньги. Что бы там ни было, преступление в любом случае налицо.
К тому времени как мы добрались до дома Марти, приехал его шурин, адвокат по уголовным делам, а также Фрэнк Маккалох и Джон Голдман. Они уже ждали в гостиной целых два часа.
– Тебе имеет смысл с ними поговорить, – посоветовал Марти.
Маккалох и Голдман встали, как только я с Марти на буксире вошел в комнату.
– Мы добыли несколько фотографий, – сказал Фрэнк. – И думаем, что один из этих людей Джордж Гордон Холмс.
Нужно было продолжать игру. Я пролистал фотографии, сразу узнал Роберта Майо, еще одно лицо показалось знакомым. Это был Грегсон Батцер, юрист Хьюза. Я уронил фотографии на стол:
– Здесь нет Холмса.
У Маккалоха лицо вытянулось от разочарования.
– Посмотри хорошенько вот на этого, – настаивал он, подсовывая мне фотографию улыбающегося кудрявого мужчины с глазами слегка навыкате. – Ты уверен, что это не Холмс?
– Да, Фрэнк, абсолютно точно.
– Это Джон Мейер. Черт возьми! – выругался Маккалох. – Я бы поставил сотню баксов, что это он.
– Побереги свои деньги, – сказал я, глубоко вдохнув. – Мне нужно кое-что сказать вам обоим, но это только между нами.
Они кивнули в знак согласия, и я поведал им краткую версию истории, которую за тот вечер рассказал уже дважды.
– Так что не тратьте время. Эдит и есть верный слуга.
Они оба уставились на меня, не в силах что-либо сказать. Но перед уходом надо было их убедить еще кое в чем. Они проводили неофициальное расследование, хотели вычислить Холмса, а через него, может быть, и самого Хьюза. Понятия не имею, что они смогли бы раскопать и из каких источников добывали информацию, но одной вещи я боялся – того, что с мистификацией поделать уже ничего нельзя, а вот с моей жизнью – можно.
– Это тоже не для записи. Хочу попросить вас об одолжении – не делайте пока ничего. Если вы будете копать достаточно глубоко, вы можете выяснить, что в Мексике я был не один, а с женщиной по имени Нина ван Палландт. Если об этом узнает Эдит, – я чиркнул ребром ладони по горлу, – мне конец.
Речь возымела некоторое действие, хотя мой голос скрипел, как несмазанная телега. Но Фрэнк и Джон услышали и кивнули. Я доверял им, и совершенно зря. Ведь они тоже доверяли мне, а я отплатил им отнюдь не той же монетой. Вот такая ирония судьбы.
Мы с Марти не ложились до часу, бесплодно размышляя, что же теперь делать.
– Если дело дойдет до суда присяжных и тебе есть что скрывать, – нервничал он, – тогда прибегни к пятой поправке. Если не обманываешь, то просто говори всю правду.
Я принял это к сведению, но все еще не мог сказать ему всю правду. Будь он всего лишь моим адвокатом, я, возможно, и рискнул бы, но, поскольку он был еще и моим другом, я должен был не только сознаться в мистификации, хуже того – мне пришлось бы признать, что я обманул его самого, втянул в аферу, сделал из него дурака. Марти всегда был предан мне. Поскольку я все еще надеялся, что смогу успешно довести мистификацию до победного конца, я не понимал своего ужасающего вероломства. В моем предисловии книга фактически посвящалась Акерману. Однако все обернулось притворством.
Он разбудил меня на следующий день в семь часов тра жужжанием переговорного устройства. Встретились мы в гостиной. Лицо Марти осунулось от усталости.
– Парень, не думаю, что смогу чем-то тебе помочь. Я адвокат по гражданским делам, а твой случай не входит в мою компетенцию. Это уголовное разбирательство, и тебе нужен специалист по уголовным делам.
Позднее он повторил то же самое перед прессой, а для меня добавил:
– Я нашел для тебя одного из лучших, его зовут Мори Нессен. Он приедет сюда через полчаса.