Ялит – образец порядка. Я же жил в хаотичных джунглях писем без ответа, рубашек и свитеров, свисающих со спинок стульев, счетов и квитанций, кучей громоздившихся на кровати в студии, дюжин папок для бумаг с самонадеянной надписью "Отправить в картотеку", каковая, по большому счету, до сих пор существовала только в мечтах.
– Где это проклятое увеличительное стекло, которое я привез из Нью-Йорка? – возопил я.
– Там, где ты его положил, – невозмутимо отреагировала жена.
В десять часов утра на следующий день я уже был в студии. Тут же зазвонил телефон. Было ясно, кому так не терпится, поэтому разговор начался без прелюдий:
– Да, я получил бумагу, но не могу написать письмо.
– Что значит "не могу"? Ты же сказал, что у тебя все схвачено.
– Ну, ошибался. Послушай, Дик, вообще, это не так-то просто. У меня нет увеличительного стекла.
– Да какого черта с тобой происходит? – заорал он. – Между прочим, именно ты заявил, что у них не будет образца, с которым они могут сравнивать твое письмо, а теперь вдруг проявилась педантичность. Ты сдаешься, даже не начав. Возвращайся к работе. Тренируйся!
– Хорошо, Кнут Рокне[7]. Я поговорю с тобой завтра. Мне не звони. Сам позвоню.
Я достал желтую бумагу, ручку, чернила и номер "Ньюсуик". Заветный отрывок из письма гласил:
Я уже говорил, это дело весьма огорчило меня, запятнало репутацию моей фирмы и нанесло урон всем преданным мне людям, поскольку имело долговременные последствия.
Мои наилучшие пожелания,
Ховард Р. Хьюз
Я внимательно просмотрел его, сначала строчные буквы, затем прописные. К счастью, в имевшемся у меня образце был весь алфавит за исключением "б", "щ", "ы" и "э", если не считать твердого знака. Конечно, трудновато будет написать письмо, не используя букву "б", но почерк Хьюза, похоже, основывался на стандартной системе чистописания, которую преподавали, когда я еще учился в начальной школе. Так что следовало так извернуться, чтобы свести недостающие буквы к минимуму, а в случае крайней необходимости подделать их и надеяться на лучшее. Обрадовавшись, я тут же, к своему ужасу, понял, что с заглавными буквами дело обстоит хуже некуда. В представленной выдержке их было всего лишь четыре штуки: "Я", "М", "Р" и "X". Таким образом, перед начинающим мошенником встала проблема сочинить письмо, используя только эти буквы. Я поразмышлял несколько минут, а затем придумал самое простое решение. Хьюз, по определению, должен быть жутким эгоистом, поэтому каждое возможное предложение в своем письме он будет начинать с "Я" или "Мой".
Работа завершилась, когда за окном уже давно стемнело. На следующий день роман был заброшен, а я с увлечением отбарабанил на пишущей машинке три черновика писем Хьюза. Затем пришлось сделать несколько исправлений, чтобы выбросить все незнакомые мне заглавные буквы, а потом я позвонил Дику в Пальму и громко зачитал вымученный текст.
– Неплохо, – ответил он. – Только как-то суховато.
– Ховард – не писатель, – подчеркнул я. – Поэтому он и нуждается в моих услугах для создания автобиографии.
– А как продвигается работа?
Я сразу понял, что мой друг подразумевает под словом "работа", и ответил:
– Только вперед и вверх с благословения искусства. На следующей неделе покажу.
Дик прилетел на Ибицу в январе, сразу после того, как я отправил Беверли Лу обещанную наживку, и еще раз, в конце месяца. Кроме того, каждый день мы говорили по телефону. Я прочитал ему исправленный текст писем Хьюза, и он внес несколько ценных замечаний. Подпись на паспорте все еще терзала мою душу.
– Не спеши, – наставлял меня Дик. – Что бы ты ни сделал, главное, не облажайся. Сделай все аккуратно.
Канитель с паспортом закончилась к концу января. Сначала я показал Дику новые номера, потом фотографию. Мой приятель одобрительно захмыкал, и тогда я с триумфом продемонстрировал плод своих главных усилий:
– Как тебе подпись?
После этого раздался вопль ярости; я даже побоялся взглянуть на своего друга.
– Ты шутишь? С этой хренью ты провозился три дня? Господи боже мой! Она выглядит, как забавы шестимесячного ребенка с фломастером. С таким документом границу не пересечешь. Повяжут, пикнуть не успеешь.
– Никто и не собирается с этим пересекать границу, – огрызнулся я. – В Швейцарию Эдит въедет по собственному паспорту, а этот покажет в банке. Если, конечно, мы все-таки затеем эту безумную аферу.
– И ты думаешь, что с этой фитюлькой ей дадут открыть счет? Парень, ты спятил! Взгляни, – его толстый указательный палец вонзился в слово "Хельга", – здесь видны следы пятновыводителя. Это "Эдит" проступает, как в каком-нибудь долбаном ребусе.
– Неважно. Я поговорил с некоторыми людьми, у которых открыты счета в Швейцарии. Кассирам нет никакого дела до удостоверения личности. Главное, чтобы деньги были, а на остальное наплевать.
На лице Дика ясно читалось сомнение.
– Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь.
– Я тоже надеюсь, – ответил я с жаром.
– Так, ладно. Перейдем к следующему вопросу. Ты звонил в "Макгро-Хилл"?
Я посмотрел на телефон. После этого звонка мяч будет в игре. Еще останется пространство для маневра и даже возможность отступить, но направление движения будет установлено. Волей-неволей мы начнем осуществлять план, на свою беду или на свое счастье.
– Ты уверен, что все-таки хочешь этого? – спросил я.
Он надолго погрузился в размышления, а затем ответил:
– Нет, не уверен. А ты?
– Я тоже.
Дик засмеялся:
– Но ты же все равно сделаешь это.
– Разумеется, – ответил я и тоже рассмеялся. – Какого черта. Живем только раз. – Я принялся размышлять. – Это же всего лишь один телефонный звонок. Он ни к чему меня не обязывает. Правильно?
– Правильно.
Я поднял телефонную трубку и заказал разговор с Нью-Йорком. Две сигареты спустя оператор проинформировал меня, что Беверли нет в офисе. Я повесил трубку.
7
Кнут (Кеннет) Рокне (1888-1931) – американский футболист, многими до сих пор считается лучшим в истории футбольным тренером университетских команд. Во время работы в университете Нотр-Дам в городе Сауи-Бенд, штат Индиана, с 1918 по '930 год его команда одержала 105 побед против 12 поражений, пять лет продержавшись на вершине национального чемпионата. Погиб в авиакатастрофе