— Думаешь, за ним следят? — настороженно спросил Мазепп.
— Ты за каждым семечком следишь, которое посеял? — ответил я. — Может, их тысячами формуют и кидают куда попало! Авось где-то присоседится. Кукушка, между прочим, тоже не следит за гнездом, куда яйцо положила.
— И глубоко он, этот твой снулый? — спросил Мазепп. Он готов был сей же миг взяться долбить свою «звезду», чтобы добраться до вожделенных залежей.
Я примерно нарисовал ему расположение инородных пазух в теле планетки. Чтобы добраться до ближайшей пазухи, надо было грызть сплошной вольфрам-рений на глубину в пятнадцать километров — тут я не врал. При теперешней технике это двадцать лет работы. Так что близок локоть, да не укусишь.
Мазепп уперся ручищами в стенки своей пещерки, пьяно повел башкой и протянул:
— Н-ну, солома-а! Пробьемся.
— Да, кстати, — небрежно бросил я. — Я тут лерочку эм-восемь упустил. У тебя лишней нет?
— Есть, — отозвался он все тем же зачарованным голосом.
— Подари, — протянул я руку.
— Они у меня не здесь, — неохотно вернулся он в свою телесную оболочку. — Они на карьере. Заглянем по дороге. Снулый уран! Ну, диво, — воспарил он опять душой к радужным эмпиреям.
Вот так мы с Мазеппом Ван-Кукуком открыли снулый уран.
Говорю «Мы с Мазеппом», потому что, не будь его, эта идиотская мысль никогда не пришла бы мне в голову.
Мы на полном серьезе договорились, что в нужной графе моего шильда будет невразумительно написано: «Al? — Pb?». Показаниями моего «Учета» можно было обосновать и не такую чушь. Само собой, Мазеппу придется немедленно зарегистрировать предприятие, уплатить штраф и недоимки с процентами. Но что значит «немедленно»? Здесь это слово означает «годы». «И оформят, и заплатят», — туманно выразился Мазепп.
Я оговорил, что моя сторона ничего, кроме открытия, в дело не вкладывает и от участия в самой долбежке «звезды» решительно уклоняется. Соответственно, Мазепп определил мою долю дохода от грядущей торговли металлом «косточек» в десять процентов. «Это ж миллион! Разменяй на трешки — за всю жизнь не сжуешь», — прокомментировал он свою щедрость. Я кивнул. Мы пожали друг другу руки и съели банку консервированных личжи «Калимантана сэлед».
Пока я врал, совесть меня не мучила: я обманывал врага.
Заполучив желанную лерку, я долго еще восхищался своим вероломством. Знать не знал за собой таких талантов! И заранее ластился ко всеобщему хохоту, под который пущу в нашей компании этот анекдот.
И потом — не все же я врал! «Звезда» и впрямь больше походила на конструкцию, чем на каприз природы.
Была у меня мыслишка, отбывая со «звезды», вызвать Мазеппа по голосовой связи и ехидными словами выложить всю правду. Была, да забылась. Как и желание хвалиться в компании. Уж больно через силу шла работа: голова болела непрерывно, и ливер докучал. Крепко меня подкузьмили эти полтора месяца на «звезде Ван-Кукук». Забить бы мне тревогу, бросить все и кинуться в реабилитационный центр на Ганимед, а я в полубреду алчно тянул руки к остальным четырем Босорканевым подаркам. Ну, потерплю, ну, поднатужусь — и разом все кончу. А Мазепп — что Мазепп? Вразумят его. Без меня. Найдется кому.
В:
Ложа. Оперетта. Свист.
Ничего этого я не помню и не помнил. Это концертный номер, который я так-сяк слепил пятнадцать лет спустя из каких-то фразочек Мазеппа, заполняя пробелы золой и огарками собственной фантазии.
Но это уже не имеет значения. Чересседельник битюга набит образцами снулого урана, подпольный доктор всех наук лезет из кожи вон, чтобы соню растолкать, а я болтаюсь вокруг них по неопределенной орбите, как фиалочка в компостомешалке.