Продолжая говорить, Марий прохаживался по комнате, останавливался, вскидывал подбородок, надменно поглядывая из-под полуприкрытых век на Кошкина и напоминая в этот момент верблюда, и Кошкин, двигаясь вслед за ним, кивал, хмыкал и поджидал момента, чтобы незаметно ткнуть замечательную зеленую кнопку. Наконец он изловчился и ввел транслятор в действие.
— … И не позднее, чем завтра утром, я должен отправить гонца в Рим, чтобы он сообщил о тебе, — услышал Кошкин. — Скрывать от великого Цезаря появление человека, который ведет такие речи, я не имею права! Я сказал!
— Какие речи? — испугался Кошкин. — Чего я там наплел, Маркуша?
Марий в упор взглянул на Кошкина, и левая бровь вновь запрыгала на его лбу.
— Ты забыл, что обещал вызвать свет с помощью электричества?
И тут Кошкин припомнил, как во время застолья хвастанул лишку — пообещал римлянам зажечь огонь в прозрачном сосуде, именуемом лампочкой, надеясь, естественно, получить необходимые приборы от Егорушкина. «Эк, дал я маху!» — раздосадовался Кошкин, но виду не подал.
— Помню, — небрежно махнул он рукой. — Сделаем. Денька через два устроим в лучшем виде…
— Ты обещал завтра утром! — строго напомнил Марий, ловя пальцем бровь. — Можно ли верить твоим словам?
Кошкин взглянул на разогнавшееся к закату солнце и сказал, что можно. Пусть только сегодня вечером и завтра утром ему никто не мешает. Он сам позовет, если что-нибудь потребуется.
— Сделаем, — уверил Кошкин и улыбнулся: — Как там наши ребята — Сильва, Тиберий?..
Кошкин ожидал, что его пригласят к ужину, но Марий хмуро скользнул взглядом по растерзанной кровати:
— Пищу тебе принесут, когда попросишь… — И вышел.
Вечером, когда огненный диск солнца стал заваливаться за горизонт, у Кошкина состоялся сеанс связи.
Услышав далекий голос Егорушкина, Кошкин чуть не прослезился. Первым делом он пожаловался на устроенное ему испытание и потребовал прислать ему лампочку, батарейку и провода, а еще лучше — карманный фонарик. Иначе ему хана. Об обстоятельствах, предшествовавших «испытанию», он умолчал.
— Тьфу ты, черт! — выругался там, за своим пультом, Егорушкин. — Влетишь ты нам в копеечку! Мы тебе уже папиросы и спички послали. Говорили тебе — не болтай лишнего!
— Вы уж постарайтесь с фонариком, — заныл Кошкин. — А то казнят, чего доброго, у них ума хватит. Завтра обо мне Цезарю хотят доложить…
— Цезарю? — ахнул Егорушкин. — Эх, какой ты нам эксперимент загубил!..
— А чего надо сделать-то? Говорите — может, справлюсь. Только тогда пистолет с патронами вышлите и ампулу с ядом, чтоб не мучиться в случае провала…
— Исключено! — отрезал Егорушкин. — Только тебя к Цезарю и посылать…
— Не доверяете, значит… — обиделся Кошкин. — Зачем тогда в древний мир направили?
— Никто тебя, дубину, не направлял. На фига ты в трубу полез?
— А вы забор почините, — резонно заметил Кошкин. — А то вахтеров понаставили, а в дырку все ваше НИИ вынести можно…
— Ладно, — прервал его Егорушкин. — Слушай и запоминай. Фонарик получишь завтра утром. Папиросы сегодня, но кури скрытно; они табака еще не знают…
— Пóнято!
— При крайней опасности — нажми красную кнопку.
— А чего будет?
— Что надо, то и будет… И перед возвращением прихвати что-нибудь ценное. Пергамент с текстом или восковые дощечки с записями. Об отлете мы тебя предупредим. Но твое возвращение, возможно, будет не совсем точным. Не исключено, что ты перелетишь двадцатый и угодишь в двадцать первый век. На пару часиков. И мы тут же трансформируем тебя обратно — домой…
— Чего-чего? — возмутился Кошкин. — Какой еще двадцать первый век! Кончайте химичить, ребята! Усасывайте туда, откуда высосали!
— Тебе разве не интересно побывать в будущем? — пристыдил Егорушкин. — Посмотришь, как потомки живут, нам расскажешь…
— Чего я там забыл… — заупрямился Кошкин. — Мотайся тут, понимаешь, по векам из-за вашей неосторожности. И для здоровья, наверное, вредно.
— Кошкин, ты нахал! — определил Егорушкин. — Тебе свалилось такое счастье, а ты выпендриваешься!
— Ладно, — подумав, согласился Кошкин. — А как с зарплатой будет? За все века начислите? Или только командировочные?
— Действительно нахал, — услышал Кошкин чей-то далекий голос в трансляторе. — Сорвал нам эксперимент и еще торгуется.
— Вернется — разберемся, — пообещал кто-то начальственным баском.