Сущий ли? Как там у Блока: «Никто не умирал. Никто не кончил жить. Но в звонкой тишине блуждали и сходились». Или: «Час придет — исчезнет мысль о теле, станет высь прозрачна и светла». И еще: «Нет, я не отходил. Я только тайны ждал…» Может быть, чтобы стать большим поэтом, тоже нужно испытать «предсмертный опыт»?..
Неизвестно, о чем думала Катя, пробегая серьезными, но и чуть насмешливыми глазами по строкам книги высокочтимого доктора, оставившего в свое время все дела для занятий своими сенсационными интервью. Катины брови были чуть-чуть сурово сведены, но в углу рта угадывалась непонятная — не веселая, но и не горькая — усмешка. Возможно, удивленная? Усмешка озарения? Нельзя исключить в ней и легкую презрительность, но все равно не понять — к кому, к чему. К книге, к написавшему ее доктору или, напротив, к людям с их вопиющим малознанием, консервативностью, неверием и нелюбопытством?.. Здесь мы имеем дело с лицом и улыбкой еще более загадочными, чем у Моны Лизы, потому что эта женщина, в отличие от леонардовской, улыбалась над книгой под загадочным названием (если не принимать его, конечно, как простенькую, незатейливую мистику) — «Жизнь после жизни».
Платон (к размышлению): «Наши органы чувств могут дать нам неправильное представление о природе вещей». И: «Человеческий язык не способен выразить подлинные реальности. Слово скорее скрывает, чем раскрывает их. Нет слов, которые могли бы прямо обозначить действительность, — только мифом, аналогией, другими опосредованиями…»
Итак, загадочная Катя читала загадочную книгу, а совершенно неизвестный ей немолодой романтик Иван Петрович Левин перебирал папиросные странички из аккуратной папочки — все это было реальностью, которую верно оценить мы пока не в силах. Поэтому, не опережая событий, просто последуем их обманчиво спокойному ходу. А течение этих бессвязных событий породило громкий звон телефона в коридоре Катиной квартиры.
— Катюша! Это тебя…
— Опять он?..
Младшая сестра держала с многозначительным видом трубку, а старшая заговорщицки, шепотом спрашивала, стоя в дверях их комнаты. Обе были в причудливо орогатившихся косынках. Каждый вечер сестры накручивали волосы на бигуди, и весь следующий день нестарые старушки ходили свежезавитыми, как молодые барашки.
— Слушаю.
— Катя?..
Это был действительно он. Рюрик Александрович. Обожатель из «настоящих». Соседки узнавали его по голосу и, ни разу не повидав, ничего о нем не зная, тем не менее возлагали именно на него наибольшие надежды — в них играла непреодолимая сила женской интуиции. Что с ними сталось бы, узнай они хоть кое-что о Рюрике Александровиче! Какое посрамление надежд и хваленой интуиции! Во-первых, Рюрик Александрович был женат, во-вторых, имел двух детей, из коих старший разменял уже третью седьмицу. Отсюда становилось ясным, что и папаша их был не первой молодости, а «второго возраста». В-третьих, он был очень известным и влиятельным в городе человеком, а потому все свои любовные увлечения тщательно скрывал, умело — ненавязчиво и даже вроде бы небрежно — конспирируя, что соседкам-старушкам никак не понравилось бы. Тем более что и в отношениях с Катей было то же. Хотя, вполне вероятно, она была самым серьезным и сильным его увлечением в последние годы. Седина в бороду… Но даже если он и говорил, что готов на все, и, может быть, даже думал так, преодолеть силу привычки (в отношении конспирации) все же не мог.
Познакомился Рюрик Александрович с Катей на представительном совещании, в котором принимали участие самые разные люди, облеченные положением, властью или необходимыми знаниями, — «отцы города», строители, архитекторы, биологи. Речь шла о сложном и крупном проекте. Катя была из обладающих необходимыми знаниями и произвела на Рюрика Александровича неотразимое впечатление сразу, еще на трибуне. Как мужчину сильного и самоуверенного, его привлекали отнюдь не простушки или какие-нибудь «синие чулки». Таких он, по выражению близкого ему до сих пор школьного приятеля, «стрелял из рогатки».