С Николасом Макс наладил к этому времени взаимопонимание. Смирился гордый бритт с доминированием вчерашнего российского студента. Впрочем, и Макс не борзел, внимал чаяниям несчастного реципиента. К тому же в их общем организме произошли некоторые перемены, а именно: в моменты значительного волнения Николасу удавалось брать под контроль свое тело! И тогда Макс ему беспрекословно уступал.
Элли осталась в Лондоне, вернее, летала туда-сюда по разным международным линиям, обещала при случае и в Афины завернуть. Расстались они с Николасом-Максом по-хорошему, но год расставания — это вам не баран чихнул. Они, конечно, переписывались по электронной почте и эсэмэсками, бодрили друг друга, но «наш sos все тише, тише…». И Николасу и Максу мало было электронных контактов, мало. Что касается тушки Макса, то она продолжала пребывать в той же коме, в той же клинике, куда регулярно капала плата уже со школьного оклада «спонсора».
Но вот Макс миновал последний поворот перед выходом к морю и в просвете увидел хорошо знакомый силуэт виллы, построенной на неширокой приморской террасе, в 2–3 метрах над мелкогалечным пляжем. От самой виллы начинался пологий, заросший соснами склон, тоже местами террасированный. Сама двухэтажная вилла была сложена из белого известняка, но со стороны моря к ней была пристроена веранда с полом и стеной из крупных цветных квадратов и красными колоннами с внешней стороны. И вилла и окрестности ее выглядели, на взгляд Макса, обычно, то есть пустынными.
«Впрочем, нет, на веранде стоят стол и два стула, которых в прошлое наше посещение не было. Так, Николас?»
«Верно. Значит, кто-то здесь уже живет. Будем надеяться, что сам богач-эксцентрик».
«И вот сейчас в его цитадель нам надо проникнуть. Скорее всего, меня пнут охранники, хоть я их и не вижу».
«Или старый хрен холодно удивится и тоже нас пнет».
«Или окажется склеротичным пустословом, от которого через десять минут нам самим захочется сбежать».
«С чего мы поверили явному балбесу Митфорду? Но хочешь узнать истину — дерзай!»
«Все, я пошел».
Макс спустился к наружному входу на веранду, постучал костяшками пальцев по косяку и продублировал стук голосом: — Хэлло! Есть здесь кто-нибудь?
Через полминуты открылась внутренняя дверь на веранду, из которой вышел коренастый седой грек в свободном, но изящно скроенном полотняном костюме. Завидев Макса, он поднял руку в легком приветствии и крикнул в дверь виллы: — Мария!
Потом вновь повернулся к посетителю и стал его благожелательно рассматривать.
— Меня зовут… — начал заготовленную речь Макс, но старик вновь поднял руку:
— Не трудитесь, мистер Эрфе. Я узнал, что Вы расспрашиваете о Кончисе, то есть обо мне и, естественно, расспросил о Вас. Присаживайтесь за стол.
Тотчас на веранду вышла пожилая гречанка (Мария?) с подносом, заставленным блюдом с сэндвичами, чайником и чашками, сахарницей и т. п. и стала безмолвно хлопотать у стола.
— Но Вы кого-то ждете, а я лишь хотел… — и Макс вновь осекся, остановленный хозяином.
— Не следует лгать без особой нужды. Вы шли ко мне в гости, чего я, как видите, ожидал. Прошу Вас перекусить со мной. По греческому обычаю совместная трапеза сближает людей.
Макс занял место за столом и подхватил мысль Кончиса:
— Это представление бытует у многих народов. Но Вы, мистер Кончис, принимаете меня, скорее, по-английски: чай, сэндвичи, да и говорим мы с Вами на классическом английском языке…
Тем временем они приступили к чаю и закускам. Через минуту Кончис с улыбкой продолжил беседу:
— Я родился и до девятнадцати лет жил в Англии — под другой фамилией. Переехав в Грецию, принял фамилию матери. Но значительная часть моей души осталась английской. Потому мне приятно видеть у себя в гостях всякого англичанина, а уж выпускника Оксфорда, филолога — приятно вдвойне.
— Благодарю за комплимент, но здесь, в Элладе, родине европейской культуры я чувствую себя просто нуворишем.
— Полно лукавить, Николас. Эллады давным-давно нет, а нынешнюю Грецию вряд ли кто назовет культурной страной. Как, впрочем, и Германию, Испанию, да и Древний Рим.
— Эк Вы хватили! Эти страны дали миру столько гениев…
— Я сужу о культуре народов не по их великим людям, а более всего по способности масс к самоиронии. Эллины умели посмеяться над собой, а римляне нет. По той же причине Франция — культурная страна, а Испания некультурная. У евреев и англичан множество недостатков, но есть юмор — и потому я им прощаю.