Павел Асс
МИСТИК
Затрезвонил телефон. Отложив бритву и наскоро стерев пену с лица, я бросился поднимать трубку, отстранив от аппарата полупрозрачно фосфоресцирующего Федора Михайловича.
— Алле!
— Товарищ Феофанов? — трубка говорила твердым голосом с привкусом металла. — Вас беспокоят из Комитета Государственной Безопасности.
«Розыгрыш, — огорчился я. — Лучше б побрился по-нормальному! Интересно, какая свинья так веселится? Сидоров или Петухов? Оба те еще придурки!»
И сказал:
— Пошли вы в задницу со своим комитетом! Мне на работу пора.
При слове «задница» сидящий в кресле призрак Александра Сергеевича захихикал и забубнил под нос подходящие по его мнению к моменту стихи. Великий поэт весьма любил неприличности.
— Минуточку! — булькнула трубка, напомнив давно забывшийся командный голос прапорщика Козлищева из учебки, где я отбывал воинскую повинность. — Попрошу трубочку не бросать. Вам это может грозить серьезными неприятностями.
— Да ну! — удивился я. — Петух, кончай из себя кретина корчить!
— С вами говорит майор КГБ Тараканов. Мне хотелось бы с вами встретиться.
— Извините, товарищ майор, но я встречаюсь обычно только с женщинами. И, к тому же, мне на работу надо собираться. Так что…
— С работой мы договорились.
— Ну да! — ухмыльнулся я. — Это с Семенычем-то?
— Вы ему позвоните, — предложил майор Тараканов, — и проверьте, раз вы такой недоверчивый. А я через пять минут перезвоню.
— Ну, конечно! — сказал я коротким гудкам в трубке и представляя, как отреагирует наш Семеныч, если я у него спрошу, договаривался ли с ним майор КГБ. — Ищи дурака в другом ауле! Нет, господа, вы мне скажите: ну, разве бывают майоры КГБ с фамилией Тараканов?
Поэты и писатели тут же отрицательно завертели головами. А Гоголь, всю ночь посвятивший прочтению «Золотого теленка», оглушительно заржал.
Кстати, о себе. Работаю я, конечно же, инженером. Вполне обычный советский инженер. Но вот только с детства проявилась у меня способность вызывать различных духов. Все, чем занимаются так называемые медиумы или спиритисты — полная фигня и жульничество. Гадания по тарелочке, или там Пушкин всех посылает! И есть же люди, которые в это верят! Мне Александр Сергеевич сам говорил, что никто их там не беспокоит, скучно им. А вот я могу вызывать их с того света! Правда, на людей они похожи только ночью, а к утру понемногу растворяются и делаются невидимыми. Вначале я пугался этой своей способности. Подумаешь о прадедушке, а он тут как тут! Привет, говорит, правнучек! Но потом я освоился. С Ломоносовым к урокам по геометрии готовился, бил морду Павлику Морозову, Петра Первого в карты обыгрывал.
Больше всего любил я собирать литературные вечера. Давно помершие поэты и писатели читали свои произведения — из тех, что при жизни не успели написать. С литераторами двадцатого века я не сошелся. Маяковский оказался полным козлом, Блок слегка шизанутый, Есенин — гопник, все ему водку подавай! Более поздние, советские поэты и писатели, жертвы ленинского принципа партийности — совсем уже законченные ублюдки. А вот старички — Пушкин, Лермонтов и другие — свои в доску! Пушкин вот на днях предлагал под моим именем несколько поэмок издать, да я отказался — не люблю плагиата.
Вот и эту ночь мы провели в литературных чтениях. Раздавили два пузырька «Кавказа», а потом Барков Иван Семенович свою новую поэму читал. Мы чуть не померли от смеха, даже те, кто уже умер!
Добрившись до синевы, я умылся, причесался и пошел на кухню варить кофе. В комнате трезвонил телефон, майор Тараканов попался очень настырный.
После ночного мрака стало совсем светло, призраки помаленьку растворились. Только спрятавшийся в полумраке туалета Лев Николаевич поманил меня пальцем и, почесывая роскошную бороду, наставительно произнес:
— Ты это, с жандармами-то, того!
— Ясное дело, ваше сиятельство! — заверил я господина графа, и тот благополучно испарился.
Я выпил кофейку, затем натянул курточку и пошел на нелюбимую работу, где гнусный начальник Семеныч тщательно следил за каждой минутой опоздания сотрудников. Пришел вовремя, ушел вовремя — это главное. А так — можешь и не работать, никому дела нет!
Я спустился по лестнице, вышел из подъезда, и тут два здоровенных парня скрутили мне руки и затолкали в черную «Волгу».
— Что ж это ты, Феофанов, трубочку не берешь? — полуобернувшись ко мне с переднего сидения, произнес знакомым голосом голубоглазый блондин с квадратной челюстью и перебитым носом.
— Э! — я не нашелся, чего ответить и на всякий случай соврал, — В сортире сидел, понос у меня начался после вашего звонка. Не мог к телефону подойти.