— Возьмите только травматические, мы не в вестерне. И без надобности даже не доставайте.
31 декабря прошло в тревожном ожидании. Все праздничные мероприятия в «Байк-центре» отменить было нельзя, но остался работать только клуб «Прист».
Традиционная ежегодная ёлка — грандиозный праздник для байкеров и не только — был отменён. Мотоклуб ввёл чрезвычайную ситуацию, и готовился к открытым действиям против «Беспредельщиков».
Время тянулось немилосердно медленно, ничего не обещая, предвещая только недоброе. Новый год начинался тревожно и с терпким, неприятным чувство страха. Несколько ребят из Коломны по дороге домой из Москвы повстречали пятерых «Беспредельщиков» на трассе и заставили их остановиться. Те достали пистолеты и открыли огонь по живым мишеням. Один из парней был ранен в ногу, остальным попортили байки и машину.
Грек понял, что без связей в криминальных кругах будет не обойтись, хотя президент и сам имел много людей для того, чтобы задавить этого Штыка. Но он не был уверен, что по ним не откроют огонь, когда они подъедут к месту базы их мотоклуба. Судя по событиям последних часов, лучше было перестраховаться, заручившись поддержкой знакомых и друзей не из мотоклуба.
Мистик жил в квартире друга, на этом настояли Зоя и Чёрный. Это было необычное время, требовавшее необычных решений. Только скооперировавшись можно было на что-то надеяться.
Вика пришла в себя, но была очень слаба, и к ней никого не пускали. В палате интенсивной терапии всё ещё наблюдали за её состоянием. Оно имело динамику улучшения.
Мистик спал в кухне на полу, наотрез отказавшись тревожить детей в гостиной или мешать другу с Зоей в спальне, где была их территория. По мере того, как становилось лучше Вике, он начал оттаивать. Больше разговаривал, даже улыбался, развлекал детвору. От Зои было не очень много толку, у Мистика складывалось ощущение, что она увеличивается на глазах, и поэтому он взял детей на себя. Чёрный был в этом деле — пас. Он целыми днями смотрел телевизор, развалясь в своём любимом кресле, или перебирался с этим же важным делом на кухню, когда они все укладывались спать.
Зоя знала мужа, и видела, что он таким образом пытается справиться с давящим чувством тревоги. Он не говорил, но женщина знала — у него снова начались головные боли. Он то и дело тёр затылок и прикрывал глаза.
Вечером 31-го, когда праздник они втроём уже встретили на кухне, в спальне Зоя спросила: — Слава, что с тобой? Снова голова болит?
Он, ложась с женой рядом в постель, вдавил подушку затылком в матрас.
— Ага, болит. Таблетки ни хрена не помогают. Не волнуйся за меня, Зоенька, я переживу, — попытался успокоить её он.
Зоя придвинулась ближе и обняла мужа за голую грудь, в темноте положив ему голову на руку.
— Ты волнуешься?
— Конечно. Вечером звонил Грек, сказал — завтра едем всей толпой в Торжок. Вот наше там отделение — хрены собачьи, не могли раньше узнать, что эта падла там сидит, — не выдержал Чёрный и выругался. — «Волки», ёб… Прости, Зоя.
— Я буду молиться, чтобы никто из вас не пострадал.
— Спасибо, Зоенька. И за себя заодно, чтобы мой парень рос большим и сильным.
— И чтобы у него был папа — живой и здоровый.
— Обязательно. Привезу тебе голову этого ублюдка — Штыка — за волосы.
— Не стоит — подари её Мистику.
— Хорошо, — вздохнул Слава, и хотя они больше ничего не говорили, уснул он не скоро. Зоя слышала его тяжёлые вздохи ещё долго в тишине.
1-го числа никто из «Железных волков» не был пьяным или хотя бы после этого. Мотоклуб практически в полном составе собрался во дворе «Байк-центра» к четырём. В пять все расселись по машинам, кто-то смелый — на мотоциклы, и всей кавалькадой поехали на базу «Беспредельщиков».
Торжок находился в двухстах десяти километрах от Москвы, отделение «Железных волков», которое существовало там, встретило москвичей на трассе и дальше они поехали вместе. Около ста машин и несколько десятков мотоциклов заехали в маленькую деревеньку возле Торжка — Внуково. На узкой асфальтированной дороге они вытянулись в длинную цепь.
Базой «Беспредельщиков» оказался большой деревенский дом с мансардой. Во дворе были оборудованы гаражи и площадка для летнего бара. На кирпичной стене над окнами висела вывеска «Бар «Беспредел». Возле железного забора стояло четыре мотоцикла — две «Хонды Эндуро» и два «Днепра» образца восьмидесятых годов.
«Волкам» негде даже было встать — на асфальтированной площадке перед забором лежал снег, как будто здесь никогда не бывает много людей и никто не приезжает — ни на машинах, ни на мотоциклах.
Грек вышел из крупной машины — чёрного джипа, и, откидывая волосы назад, прищурился. Место было настолько захолустным, что ему стало стыдно перед самим собой и ребятами за то, что они испугались каких-то деревенских хлыщей. А он ещё и Толика Малисова привлёк, как подкрепление, хотя тот сразу сказал — этому Штыку просто везло — никто не щёлкал пока по носу, потому что он и не высовывался. Высунется из своей деревни — рога обломают.
Молодые ребята — новый цвет мотоклуба — Рус, Марат Дух, Крокодил, Мотор и многие другие, которым ещё не было и тридцати, во главе с Греком, Мистиком и Чёрным зашли во двор. В баре, который состоял из большой комнаты с деревянными крашеными полами и затёртыми грубыми столами с пластиковыми стульями, почти никого не было. Только четверо каких-то парней вида алкашей с перепоя. За прилавком, изображающим барную стойку, стояла дородная молодая девица и курила с независимым, наглым видом.
Грек медленно обвёл взглядом всё это убожество и спросил: — Девушка, а где весь ваш мотоклуб?
— А я не знаю. Отмечали Новый год, было весело, теперь спят, наверное.
— Мне нужен Штык, где его найти?
Девушка оглядела мужчин, стоящих рядом, явно московских красавчиков и ухмыльнулась: — Да нету никого, я ж говорю. Штык уехал куда-то в Москву по делам, я слышала. Несколько недель уже не видела его.
Грек бесцеремонно прошёлся по всем кладовкам, комнатам, и молчание на это девушки говорило о том, что она в курсе, кто они и предупреждена об их визите.
— Как ему можно позвонить? — спросил её самый красивый из всех.
Она захлопала глазами и улыбнулась своей явно фирменной улыбкой.
— Да откуда я знаю? Кто я и кто он!
Мистик холодно смотрел на неё, потом подошёл вплотную и, приблизив своё лицо близко, чем шокировал её, наигранно нежно сказал: — Подумайте ради меня, красавица, как я могу с ним связаться? Быть может, через кого-то? Иначе мы подожжём вашу богадельню и вас оставим внутри.
Он говорил настолько серьёзно, что девушка почувствовала — этот ещё хуже, чем тот, постарше и представительнее.
— Я позвоню его заму, наверное, — заикалась она, — наверное, он знает, где Штык.
Но на звонок никто не ответил. Девушка за прилавком нервничала, звонила всем подряд, но все «Беспредельщики» испарились, как дым.
Грек, усмехнувшись, стоял рядом с Мистиком.
— Мне всё ясно, это настоящие трусы, которые спрятались, как только им донесли, что «волки» едут. С ними надо по-другому. Ты мне подал хорошую идею.
Он махнул своим людям — уходить.
Людям Толика Малисова, которые ждали его в джипе, было дано особое распоряжение. Они пересели в другую машину и отъехали от бара, точно так же, как и «волки».
Через несколько минут никого уже не было возле отделения «Беспредельщиков». А ночью, когда там собралось человек десять — местных пьяниц, все они вдруг выскочили из бара, как полоумные — он горел. Его подожгли со стороны подсобных помещений, и строение исчезло за час. Остались одни кирпичные стены и чёрная обуглившаяся вывеска «Бар» на ней.
Глава 7. Смутное время
Прошёл месяц с того момента, как Вика попала в больницу. Её выписали, и женщина чувствовала себя странно. У неё было ощущение, что утекло намного больше времени, чем месяц. Как будто прошла целая жизнь, пока она лежала в хирургии института имени Склифосовского. И всё было спокойно и по-прежнему, но женщина ощущала постоянную тревогу, как будто её о чём-то предупреждали, а она забыла это.