Ещё две недели ей рекомендовали не выходить на работу, если была возможность. Миша уверил, что такая возможность у неё есть. Он предложил ей снять другую квартиру и жить вместе. Всё равно у себя в Солнцево мужчина появлялся только чтобы переодеться или взять вещи.
Вика могла бы радоваться всем этим переменам, но отчего-то не находила сил. Мешало ей чувство страха, которое наполняло её по ночам и сдавливало горло. Иногда она просыпалась, хватая ртом воздух, как рыба без воды. Миша её успокаивал, отпаивал водой и долго держал на коленях, как маленького ребёнка, чтобы привести в чувство. Они сблизились с ним за последние дни, как не могли сделать месяцы перед этим. Вика не понимала, испытывает ли он к ней что-нибудь, или это только от чувства жалости и её раны. Молодая женщина получила не только заточкой в спину, теперь у неё были серьёзные психологические проблемы, с которыми ей было не справиться в одиночку.
Дома она никогда не могла остаться одна с детьми, звала к себе в гости Зою или сама с ними шла к ней. Вика не представляла, как дальше жить и работать с такими страхами, но поделать ничего не могла.
«Волки» сопровождали Мистика даже в магазин, дежуря и ездя с ним по трое человек. Один из них был совсем не из «Железных волков», и у него было огнестрельное оружие.
Мистик много времени проводил у Вики, но и работа его ждала тоже, поэтому они решили выйти туда вместе, чтобы поддержать друг друга. Дети оставались с Людмилой Евгеньевной с удовольствием, а иногда и у Зои, с Машей они отлично находили общий язык и слушались её.
После поджога базы «Беспредельщиков» те не приехали и не стали выяснять отношения. Они вообще так и не объявились, но Грек знал, что что-то, да грядёт. Предупредил всех своих людей быть внимательными и поодиночке не появляться на улице. В первую очередь это касалось Мистика и Чёрного. Это же касалось и их родных.
Война была начата, теперь следующий удар обязательно нанесёт эта уголовная падаль. И Грек понимал — нельзя спасовать и спрятаться. Он ждал и готовился.
Толик Малисов, его хороший знакомый, подключил свои каналы и раскопал целое дело на этого Штыка. Оказалось, что он действительно сам себе крыша, в криминале сошка мелкая, но пытается расшириться, собирая вокруг себя банду из отсидевших и пока нет — асоциальных личностей. Сейчас он исчез, никто о нём ничего не слышал.
У Грека возникли сомнения в том, что они приезжали на действительную базу «Беспредельщиков». Могло статься и так, что тот деревенский сарай — прикрытие.
А в конце февраля убили сразу двух молодых парнишек — членов мотоклуба «Железные волки». Нашли их в роще недалеко от «Байк-центра», забитых до смерти. Их жилетки с цветами были порезаны на кусочки здесь же и осквернены.
Похороны и помощь родным организовал Грек и его люди, но легче от этого не стало. В прессе поползли статьи о том, что «волк» нынче обмельчал», страшно, что «там, в мотоклубе» твои сыновья. Настали чёрные дни для «Железных волков».
Мужчина, сидящий на кухне рядом, примостившись на табуретке, будто ему долгое время не давали на ней сидеть и вдруг уступили, надрывно кашлял. Штык смотрел на него, прищурившись, в уголках его обветренных губ затаилась жалость, и это было нехорошее чувство. Так смотрят на обречённых покойников.
— Тебе лечиться надо, и серьёзно, — сказал Штык. — Сколько ты рассчитываешь пробыть в Москве?
— Я к тебе приехал, а ты такое спрашиваешь, — прохрипел молодой мужчина и усмехнулся — его зубы у дёсен были в крови — открытая форма туберкулёза, который он подхватил на зоне.
— Ты сдохнешь здесь, если будешь делать вид, что всё ох*енно, понял?
Вдруг глаза кашлявшего мужчины сделались холоднее льда, и он сказал: — Ты всё и так отлично сделаешь, братишка, и доктора найдёшь, и лечение, а волыну тянуть на зоне или в больнице — одно и то же, я нахлебался. Устрой всё, как ты умеешь, ты же у нас теперь шишка в семье.
Штык откинулся на спинку деревянного стула, всем своим видом показывая, что все слова младшего брата истинная правда, и в его авторитете не стоит сомневаться.
— Ладно, но ты будешь делать всё, как я скажу, — твёрдо произнёс он, и мужчины встретились взглядами, отлично понимая друг друга с полуслова.
Штык был на десять лет старше брата, и всегда заменял ему и отца, и мать, потому что настоящий отец либо сидел на зоне, либо мотался по свету до следующего суда. Мать — вся больная и вечно пьяная умерла в сорок, когда мальчикам было — одному семнадцать, другому семь.
Сегодня Егор по прозвищу Ваня за умение прикинуться дурачком, пришёл с очередной «ходки», где пробыл четыре года. Последний раз он сидел мало, и всем рассказывал, что почти ни за что. Настоящие дела Вани никогда не обнаруживались, а тела не находили. Он всегда работал чисто, и сидел либо за кражи, либо за разбой.
Штык знал своего брата очень хорошо, и иногда называл его психом, потому что внешне спокойный и уравновешенный мужчина в одну секунду мог превратиться в разъярённую тварь, которая могла убить так же легко, как и… он сам. Но только Штык не приходил в ярость, а делал всё спокойно и без эмоций. Егор — испытывая при этом явно какое-то удовольствие.
— Что у тебя здесь за дела? — спросил он, слабо помахав рукой, имея в виду квартиру, где они находились.
— Блядушник, я здесь пока обитаю. А что — не нравится? — усмехнулся Штык.
— Странное место для тебя, — он повёл светлыми глазами по ярко-алым шторам на окне, по многочисленным бутылкам из-под водки на разделочном столе и блестящим вертикальным висюлькам, отделяющим вход в кухню от прихожей.
— Я тебе расскажу, у меня всё просто отлично, я сейчас делаю то, чего так долго хотел, — лицо Штыка самодовольно улыбнулось и оскалилось. — Тебе я приготовил особую роль, если ты подлатаешь себя, конечно.
Глаза Егора блестели, короткий ёжик на голове придавал его лицу смешное выражение, кожа, туго обтянувшая скулы, опасно истончилась, и проступили вены и сосуды. Молодой мужчина 33 лет выглядел сейчас на все шестьдесят.
— Что — ты теперь авторитет? — с придыханием спросил младший брат.
— Ещё немного осталось. Мой мотоклуб, где ты — полноправный член, не забыл? Он будет теперь у всех на языках, как «Ангелы ада» или «Бандидос» за бугром. А те сраные «волки» — просто слепые и трусливые псы — они сейчас в жопе. И это всё я сделал. И мои ребята из мотоклуба.
— Ох*, - выругался Егор и достал сигарету из пачки, лежавшей на столе перед братом.
И Штык медленно рассказал ему, что с того самого дня, как он основал мотоклуб, «Железные волки» стали ему поперёк дороги. Они везде и всюду, они первые и главные, остальные — ничто и никто. И он много лет думал, как подобраться к ним. Теперь между ними настоящая война, и этот тупой Грек может только встречи назначать и сидеть злиться у себя в задрипанном «Байк-центре», потому что настоящая сила — «Беспредельщики» — уже растёт. У него уже две сотни человек, и число увеличивается, к нему хотят идти, потому что он думает о людях и их проблемах, а не как бы побольше заработать и надменно поднять свой нос на очередном совете, напоминая, что ты один здесь Бог, остальные — где-то внизу в сопровождении.
— Мне помог достать «волков» один парень — он новенький, сейчас позову — познакомишься, — Штык вышел и вернулся с Валерой — высоким блондином с широкой улыбкой на лице.
— Привет, ты Ваня? Много слышал о тебе, — сказал он просто. — Я Валера.
Егор, прищурившись от дыма, кивнул, показывая мужчине — садись рядом.
— Кто ты, что ты? — спросил он, не вынимая сигареты изо рта. — Как к Штыку попал?
Валера ещё раз белозубо улыбнулся: — Я теперь член вашего мотоклуба, — сказал с гордостью он. — А всё случилось из-за моей суки-жены.
Штык усмехнулся, налив брату водки в рюмку. Пока Валера рассказывал свою надрывную историю о том, как его достала клуша-жена, на кухне появилась девушка лет шестнадцати с сильно накрашенными глазами и чуть опухшим со сна лицом. На ней был полупрозрачный халатик с заячьим хвостиком на попке. Под халатом ничего не было, и светло-голубые глаза Егора сразу же переместились на неё, не отрываясь следя за всеми движениями девушки. Она разогрела им вчерашнюю еду из ресторана, поставила всё на стол, и ушла, не обращая внимания на горевший взгляд младшего брата Штыка. Валера же во время разговора любовно погладил её по бёдрам — это была та самая девушка, к которой он привязался после того, как ушёл от Вики — шестнадцатилетняя Виолетта.