Мужчины были в ярости. Федя Ра насмешливо кричал: — Давайте, сволота, вас же так мало — как раз для меня одного!
— Иди на меня, сука! Давай! — зверел Чёрный, размахивая монтировкой против цепей.
В его мозгу будто горел огромный факел, который из боли превращался в призыв и силу. Долго к нему — поджарому и яростному никто из «Беспредельщиков» не решался подойти, им было легче сломить растерявшегося Моста.
Постепенно цепи стали мелькать у него перед глазами, Чёрный изворачивался, наносил ответные удары, подходя ближе и нисколько не боясь, но всё-таки не давал окружить себя.
Их было слишком много, и это был неприятный, необратимый факт. Федю Ра окружили человек шесть, и скоро друзья услышали страшные, иссушенные бессилием крики боли. Но Чёрный никак не мог прорваться через своих нападающих и как-то помочь.
Вывернувшись из сужающегося кольца мужчин со стеклянными глазами наркоманов и убийц, Чёрный спиной провалился куда-то в дверь.
Оглянувшись, он увидел, что стоит в «пультовой» вместе с Лондоном и тяжело дышит. Пот лил градом с лица, как будто они выскочили из сауны. Мужчины мрачно переглянулись, забывая о своих стычках и неприязни. Они боялись думать, что остались только вдвоём, и что стало с остальными. Через двери уже прошли самые безумные «Баспредельщики», получив от Чёрного и Лондона удары монтировкой. На правой руке у Лондона был ещё и кастет, который он пока в бой не пускал, держа на расстоянии противника. Замахиваясь от души, Чёрный брал на себя больше нападающих, изо всех сил помогая парню. Он стоял ближе к двери, и те, кто решил их достать, как зомби медленно входили в уже разгромленную комнату, молча, никак не реагируя на слова оставшихся «волков».
— Зря вы не предупредили о том, что придёте, мы бы приготовились к встрече, позвали бы друзей, и было бы всё честно, — запальчиво, быстро выдыхая горящий воздух, кричал Чёрный. — Или вы испугались? Оно и видно, в субботу заявились, когда тут механиков-то раз-два и обчёлся.
— Заткнись, — бросил один из «Беспредельщиков», и это была единственная реакция на слова их жертвы.
Постепенно «волки» были прижаты к дальней части небольшой комнаты. Раньше, ещё пятнадцать минут назад, здесь был длинный стол с несколькими компьютерами, на которых можно было разрабатывать детали, и даже придумывая, рисовать их перед тем, как создавать. Глушители, траверсы, стойки руля, поворотники, баки и много ещё чего можно было сделать здесь, и каждая деталь сначала появлялась на мониторах, а потом уже выходила из станка ЧПУ и дорабатывалась вручную. Полированные, покрытые хромом изделия готовились для красавцев-мотоциклов, сделанных на заказ или ремонтируемых здесь, в «W.E.». Теперь груда пластикового и покорёженного металлического мусора валялась под ногами. В глаза бросилась фотография Моста на своём спортивном мотоцикле, а рядом с ней, под столом, лежал и он сам с разбитой в кровавую крошку головой. Вокруг было много крови, но офисные кресла закрывали всё это.
— Твою мать! — вырвалось у Чёрного, когда он увидел своего начальника и друга.
И тут же пожалел о потерянных секундах.
Здоровый детина, против которого поджарый и некрупный Чёрный был маленьким, размахнулся и стеганул мужчину по рёбрам. Тот даже не охнул, не ощущая боли, лицо его превратилось в кривую маску ярости. Быстро развернувшись и подскочив к детине, пока тот замахивался снова, Чёрный ударил прямо его по голове, между глаз. Показалось, что послышался даже хруст, детина упал, как подкошенный.
Но Чёрного сзади настиг несокрушимый, с которым точно не поспоришь — лом. Боль разорвала левую часть груди, начиная от плеча, и кончая поясницей. Мужчина упал на колени, бессмысленными глазами смотря на то, как Лондон рядом ударил одного «Беспредельщика» кастетом и тут же отскочил от него, глядя куда-то за спину Чёрному.
Тот, кто обрушил лом на Чёрного, хотел раскроить ему череп, но промахнулся, и левая рука у Чёрного теперь повисла, как плеть, а сам мужчина завалился вперёд на бетонный пол, не в состоянии даже подставить вперёд ладони, чтобы не пропахать носом. Но боль в лице показалась ему совсем детской по сравнению с той, что была во всём левом полушарии тела. Попробовав подняться, пошевелив правой рукой, он отключился с мыслью о том, что Лондон остался теперь совсем один.
Склонившийся над Чёрным оскалился и занёс лом над его головой, метя остриём в висок. Жажда крови сверкала на диком лице, в бледно-голубых глазах убийцы. Лихорадочный румянец выдавал в нём человека глубоко нездорового и одержимого иссушающей страстью крови.
Вдруг ему неожиданно помешал оставшийся молодой высокий парень, сбив с ног и ударив кастетом в шею. Немедленно хлынула кровь и залила воротник новой кожаной куртки брата Штыка.
— На, жри, сволочь! — беззвучно кричал Лондон, нанося удары.
Но глаза парня закатились вверх и исчезли. Он тяжело придавил собой Егора, ослабевая. В животе двадцатипятилетнего парня торчал нож, разорвавший и униформу, и кожу, подводя черту под молодой и сильной жизнью.
Егор с ухмылкой на лице, даже не зажимая свою рану, вылез из-под парня и зло пнул его. Потом этим же ножом он ткнул в спину яростного «волка» постарше, который дрался, как будто в последний раз с монтировкой в руках. Егор усмехнулся, и правда, в последний раз.
Выдернув из спины Чёрного нож и оглядевшись, он с удовлетворением отметил про себя, что задание старшего брата выполнил на «отлично». «Беспредельщики» разворотили «Wolf Engineering», как какой-то грёбанный подпольный гараж.
Два охранника на входе раскрыли рты, как придурки, когда они подъехали несколькими машинами и, достав пистолеты, выстрелили. Внутри всего-то была горстка механиков, с которыми было нет ничего справиться голыми руками. Теперь все они валялись дохлые на полу, вокруг стекло, покорёженное и погнутое железо. Мотоцикл, который они делали… Впрочем, от него почти ничего не осталось.
Хрустя стекляшками под каблуками, Егор обошёл уже тихое и как будто замершее здание. «Беспредельщики» слонялись по нему, как привидения в поисках, чего бы ещё сломать. Несколько мотоциклов, приготовленных для владельцев и накрытых чехлами, перед этим любовно натёртых, валялись теперь бесформенные и жалкие.
Егор нагнулся и поднял с пола чьё-то портмоне, валявшееся в раздевалке. Все полки были выпотрошены, вещи «волков» разорваны, как будто их драли дикие звери.
Он чувствовал себя как никогда хорошо, будто герой какого-нибудь крутого фильма, который пришёл чинить возмездие и камня на камне не оставил в доме врага. Открыл портмоне, и на него сразу стали смотреть с фотографии ясные синие глаза молодой красивой блондинки и её дочери, темноволосой девочки лет шести. Егор облизнул сухие губы и потёр фотографию пальцем. Потом выдернул её из отдела с прозрачной плёнкой, прочёл имя и адрес на свидетельстве о регистрации мотоцикла и выкинул его, а фото положил в карман своей кожаной куртки. Очень уж ему понравилась эта светленькая бабочка, как яркий и свежий мотылёк для его коллекции, пришпиленной булавками.
От такого сравнения, пришедшего в голову, Егор оскалил мелкие кривые зубы и рассмеялся, как безумный. В тюрьме он много увлекался философией, и поэтому превратился почти в поэта. На смех никто даже не обернулся в его сторону. «Беспредельщики» уже вышли из «Wolf Engineering», потеряв к ней интерес. У «волков» больше не было своей мастерской, которой они бы гордились, и кастомайзеров, делающих и ремонтирующих мотоциклы для богатых ублюдков.
Запах дыма ещё долго стоял в помещении, пока не почернели и не потухли подожжённые мотоциклы снаружи, стоящие припаркованные возле мастерской; а весенний сырой воздух не уволок его за собой из разорённых дверей.
Высокая фигура Мистика стремительно зашла в распахнутые двери просторной мастерской, в которой работал и творил его лучший друг — Чёрный. Вслед за ним шёл Грек, мрачно потирая правую бровь, что говорило о том, что президент не просто озабочен — он в глубоком шоке.