Вика несколько раз садилась рядом с подругой и принималась её успокаивать, но все слова в такой ситуации были настолько шаблонными и глупыми, что она умолкала, напряжённо глядя на Мишу, а он старался изо всех сил. Вике даже показалось, что чересчур. Нет, он был искренним, но видел бы его Чёрный и наверняка спросил бы, почему Мистик до сих пор лоб не расшиб возле ног его жены при таком усердии.
Расстроенная всем происходящим, Вика несколько раз ходила к детям, чтобы посмотреть, что они делают в гостиной, и чтобы как-то отвлечь себя. Потом позвонили в домофон, и Миша впустил Хирурга с двумя «волками».
Высокий, крепкий мужчина, уже в годах, но не потерявший до сих пор свой шарм, властное обаяние и твёрдость, был строг, отчего его лик казался похожим на тех доблестных воинов, которых изображали на старинных иконах. Суровые, жёсткие, сильные люди.
Уверенными шагами пройдя к плачущей Зое, он одним порывистым движением придвинул стул с высокой деревянной спинкой и сел напротив неё, склонившись прямо к лицу женщины.
Она встретилась с его голубыми глазами и невольно прекратила плакать, глубоко дыша. Зрачки её расширились, как будто впитывая то, что видели.
— Зоя, ты знаешь, что всё с твоим мужем будет в порядке, — тихо и звучно произнёс он. Сзади стояли мужчины из мотоклуба — Штат и Лис, и молчали с таким же выражением на лице, как и у Хирурга. — Ты возьми себя в руки, пожалуйста, никогда не была размазнёй. А сейчас подумай о его ребёнке, тебе нельзя, слышишь, так плакать!
Он вдруг нежно погладил её по лицу, улыбнувшись, и ясные лучики побежали по красивому лицу мужчины.
— Ты всегда нравилась мне, девочка. Разреши мне быть крёстным вашего сына, а потом ещё и третьего, ладно?
Зоя просветлела лицом и кивнула.
— Я всё сделаю, чтобы отомстить за всех, и за то, что Чёрный пострадал…
Неожиданно Зоя разлепила непослушные отёкшие губы и произнесла хриплым голосом:
— Они ведь этого и хотят.
Хирург не привык, чтобы его перебивали женщины, но терпеливо выслушал её мысль, как заговорщик, придвинувшись прямо к губам.
— И получат, — заявил он. — Мы не трусы и можем ответить.
— Тогда это война, и она кровава.
— Да, иначе нельзя, ты сама понимаешь. Чёрный остался один живой в мастерской. Через полчаса совет, мы с Мистиком должны быть там. Если что-то вдруг понадобиться тебе, звони в любое время. Ты остаёшься одна?
— Я буду с Викой, — ответила она.
Мистик, всё это время молчащий и стоявший у окна, опершись о подоконник, покачал головой и сказал: — Вика сейчас уезжает в ростовское отделение и пробудет там, пока не уляжется всё. Я бы и тебя отправил, но не могу, ты родишь по дороге. Хочешь, я заберу и Машу, она будет с Викой в Ростове.
Зоя, выглядевшая совсем растерянной, покачала головой: — Я отдам её бабушке, Елене Петровне, матери Славы.
— Но одну Зою нельзя оставлять, ты это понимаешь? — раздражённо спросил Хирург у Мистика.
— Я сам буду здесь. А на время совета пусть побудет Лис, Зоя его отлично знает. Потом я приеду.
Хирург показал взглядом, что согласен, немного неуклюже провёл по голове Зои и вышел, оставляя после себя ощущение уверенности в его силе и несокрушимости.
— Миша, ты ничего не говорил насчёт Вики, сколько её не будет? — тут же обернулась к Мистику Зоя. — Ты что, навсегда её отправляешь? Разве это выход?
Мужчина непримиримо сжал губы. Сейчас в кухне остались только они вдвоём, и поэтому разговаривать стало проще.
— Зоя, так будет лучше, я решил, пожалуйста, не вмешивайся, — тихо сказал он, почти умоляюще глядя на неё. Ему надо было ехать с Хирургом, поэтому он уже направился к выходу из кухни, сделав несколько шагов. Но вдруг Зоя одним выстрелом сразу попала в цель: — Ты боишься, Миша?
Глаза женщины, которую он любил много лет, сделались огромными и печальными.
— Не прогоняй её только потому, что боишься влюбиться. Ты ведь знаешь, она не может остаться.
— Она уедет, Зоя, так безопаснее для неё и детей, её бывший муж угрожал убить.
Зоя в измождении откинулась на спинку дивана, давая мышцам спины и живота отдохнуть.
— Поступай, как знаешь, с вами мужчинами очень сложно разговаривать и что-либо внушать, пока вы сами к этому не придёте.
— Не волнуйся, Зой, я скоро приеду.
Она не ответила, продолжая тоскливо и устало смотреть в окно, положив ладонь на огромный живот, успокаивая сильно толкавшегося сына.
Мистик подумал, что даже несмотря на то, что она рассержена на него, всё равно прекрасна. «Господи, как же я люблю её, — пришло ему в голову, — и разве может кто-то её затмить?»
Зайдя в гостиную, он увидел Вику, сидевшую в удобном глубоком кресле Чёрного и переодевавшую мокрую Дину. Она была какой-то чересчур молчаливой весь вечер, как будто её ударили по голове или сильно напугали. Он стиснул зубы, чтобы окончательно не размякнуть сердцем, и почти холодно сказал: — Едем, после совета выезжаете в ростовскую чепту.
Её светло-зелёные глаза стали потерянными, в них промелькнула сильная внутренняя боль, но она тут же взяла себя в руки, твёрдо кивнула, даже обречённо.
Вика и Зоя прощались пронзительно, как будто навсегда. У обеих женщин выступили слёзы на глазах, и Мистик скрежетнул зубами. Можно подумать, он изверг и разлучает членов семьи.
Через пять минут они вышли из квартиры Черновых, оставив с Зоей Лиса, который поднялся им навстречу, проводив вниз Хирурга.
Он с ней так толком и не поговорил, привёз сначала вместе с детьми в «Байк-центр», где Дина почему-то испугалась и стала истошно кричать, прижимаясь к матери. Мистик оставил Вику у себя в офисе, и все ходили вокруг и спрашивали, что это за ребёнок у них тут плачет.
— Подождите здесь, после совета я заберу вас и отдам ребятам, которые повезут. Они на машине и…
— Миша, мы туда надолго, да? — перебила его Вика, ловя Дину прежде, чем та упала на спину. — А ты останешься здесь?
Её взгляд был живой, преследовавший его потом по ночам долгое время. Она не говорила, что не хочет ехать, как накануне, и что не поедет, но всё её существо выражало это.
— Конечно, я останусь, — раздражённо ответил он.
Вика взяла на руки вертлявую девочку и порывисто вздохнула, как будто хотела что-то сказать, но с другой стороны её уже дёргал за пояс джинсов сын, спрашивая, можно ли ему порисовать на белых бумажках, лежащих на столе.
Женщина беспомощно опустила взгляд на Даню, потом подняла голову, а Миша уже вышел из комнаты и твёрдой, уверенной походкой пошёл по коридору, спеша на совет.
Вика плакала нечасто, но сейчас готова была разреветься в голос. Вот только её услышали бы испуганные дети, которым пришлось тогда долго объяснять, почему мама плачет. Поэтому она предпочитала лить слёзы очень редко, и уж если сильно мучило что-то, тогда лучше одной.
Всё происходящее ей казалось каким-то неестественным сном. Миша, строящий планы об их совместном будущем ещё вчера, сегодня за один день стал чужим и равнодушным. Она сидела в вертящемся кресле, рисовала с сыном, когда уставшая Дина заснула на кожаном диване; и думала о том, что происходило здесь вчера. Миша был ласковым, таким родным и любящим, хоть и говорил спьяну странные вещи.
Она вспомнила, как он сказал, что его необъяснимым образом тянет к Вике, хоть и не должно. Почему она вчера не обиделась на эти слова? Ведь он откровенно признавался в том, что против собственной воли связался с ней. И, при достаточном желании, их отношения можно прекратить.
Совет длился почти два часа, она успела совсем замёрзнуть, укрыв Дину своей шерстяной кофтой. За окном хлестали ледяные косые струи дождя. Непроницаемой пеленой он стоял над городом, будто оплакивая тех, кто сегодня умер.
Горько сложив губы, Вика поёжилась. На ней осталась тёмная водолазка, и прохлада скользила по плечам, постепенно заполняя и сердце.
Она ясно видела своё будущее, и понимала, что Миша, услав её с детьми подальше от себя, освободит сердце и совесть. Безболезненно, просто, раз и навсегда расставшись. Сейчас он не признаётся в этом, будет уверять, что это для её же блага, но…