Она повернула голову и взглянула ему в глаза чистым, спокойным взглядом той мудрости, которую он ни у кого больше никогда не встречал. И конечно он не знал, что сейчас ей страшно, женщина скрывала своё малодушное чувство. Почувствовав он его, всё могло бы закончиться очень плохо. Этот мужчина был как опасное, злое животное, которому нельзя было показывать слабину.
— Или нет? — странным голосом спросил он. — Я ещё не понял.
Наклонившись, его губы прижались к щеке Зои, и тут ей изменила выдержка. Она отвернулась, чем сделала ещё хуже — его рот скользнул по щеке и уткнулся в шею.
— М-м-м, — замычал он, — ты так пахнешь, сахарок, у меня встал сразу.
— Пожалуйста, — выдохнула она, зажмурившись от отвращения, и попыталась подняться, но быстро не вышло, тяжёлые бедра и огромный живот придавливали её к софе.
Он отстранился: — Не бойся, насиловать я тебя такую не собираюсь, родишь ещё на месте. Тебе, кстати, когда? Мой брат спрашивал.
— Ещё месяц, — солгала она и тут же испугалась, быть может, надо было наоборот сказать, что скоро? Что они хотят?
— Чёрт, месяц я не выдержу, сахарок. Мне брат подарил тебя, да! И теперь ты моя. Я даже не знаю, что с тобой делать!
— Отпустите меня, — тихо сказала она.
Он засмеялся, как будто она сказала что-то очень остроумное.
— Только не ной, этого я ненавижу.
Она чуть поджала губы, будто в сожалении, и смолчала, по-прежнему не глядя на него.
После этого он ушёл и приходил сегодня утром какой-то взъерошенный, нервный, озлобленный. Глаза у него странно стекленели, когда он долго смотрел в упор, и Зоя не могла лишний раз направить на него взгляд.
— Кто у тебя? — с порога спросил он, кивнув на живот.
Зоя инстинктивно положила руку на выпуклость, которую никуда спрятать было нельзя.
— Сын, — твёрдо сказала она, не осознавая, насколько тревожно сейчас смотрела.
— А ещё и дочка есть?
Зоя кивнула.
Мужчина вытащил откуда-то из-за пазухи фотографию и показал ей: — Она?
Женщина с холодом в сердце узнала снимок, который положил к себе в портмоне Слава. Зоя кивнула.
— Отлично. Значит, ты сильно не будешь горевать.
— Что? — вся сжалась женщина.
Белёсые, будто неживые глаза уставились на неё: — Слышала об обряде жертвоприношения? Древний, кровавый и сильный обряд сатанистов.
— Я не верю в это, я православная, — покачала головой она.
— Поверишь, — усмехнулся он и ушёл.
Зоя заметалась по комнате, понимая, что нужно искать способ, как отсюда выбраться. Ей могли помочь только девушки, которые здесь работали, но такая возможность практически сводилась к нулю из-за их страха. Ведь они могли сильно пострадать и даже погибнуть.
Та, что всё время приносила Зое еду по утрам, не выглядела на свои года. С детским личиком и слабо оформившейся фигурой, но мудрыми впалыми глазами Марьям была самой робкой из всех девушек квартиры, в которой заперли Зою. С нею первой женщина и подружилась, а теперь была в очень хороших отношениях. Но главное было не подорвать доверие этой девчушки и не подставить её.
Зоя подошла к окну и в миллионный раз осмотрела высотные дома, стоящие довольно далеко, небольшой одноэтажный магазин внизу, голые пока деревья, машины, припаркованные вдоль дороги. Квартира находилась где-то на севере столицы, в запутанных улицах одинаковых высотных домов и дворов. Зоя крайне плохо знала Москву несмотря на то, что прожила здесь восемь лет. Она нигде не бывала кроме тех мест, куда ездила вместе со Славой. Можно было сказать, что она всю страну объездила больше и уже ориентировалась в ней лучше, чем в белокаменной.
Этаж был приблизительно тринадцатый-четырнадцатый, довольно высоко, и поэтому видны какие-то промышленные трубы за высотками напротив. Но это было всё, на что можно обратить внимание. Остальное — как везде, в любом городе. Зоя подумала, а что если написать множество записок с просьбой о помощи и скинуть вниз? Но у неё не было ни ручки, ни листочка, на чём это можно было бы сделать, да и обратит ли кто-нибудь на это внимание? Здесь, в большом городе, люди не замечали даже идущего по улице абсолютно голого человека. Или были к этому равнодушны.
Прервав её отчаянные мысли, в комнату зашла Марьям, робко скользнув взглядом по Зое.
— Вы есть хотите? — спросила девушка. — Я омлет приготовила.
Зоя вдохнула, и правда ощутив запах омлета, идущий из-за спины Марьяны.
Женщина улыбнулась и кивнула: — Спасибо, Марьям, буду.
Когда девушка принесла завтрак на подносе, состоящий из омлета, толстого ломтя белого хлеба с маслом и сыром, и кофе с молоком, Зоя сразу заметила, что скула у хрупкой армянки была припухшая и синяя.
— Что случилось? — тревожно спросила Зоя, пытаясь поймать взгляд девчушки.
Та горько покачала головой, но не сдержалась, всхлипнула и поставила поднос с коротким звоном на низкую тумбочку возле софы.
— На меня рассердились, я не хотела вчера принимать клиентов, было плохо. Тошнило очень… это от наркотиков, которые нам даёт Штык. Мне плохо после них.
— И тебя ударили?
— Да, — ужасно просто кивнула молоденькая девушка 15 лет.
Зоя знала её историю, и горько сжала губы. Семья девочки приехала два года назад в Москву. В первый год исчез отец Марьям, оставив мать и троих детей — двоих братьев и девушку одних. Просто однажды не вернулся с работы, и теперь находился в розыске как без вести пропавший.
Первое время они как-то боролись, девушка продолжала учиться в школе, мать нашла работу, младшие мальчики ходили в детский сад. Но буквально за полгода произошло слишком многое. С деньгами становилось всё хуже, им уже никто не занимал, дети ходили полуголодные, мать впадала в депрессию и стала пить. В Армению им возвращаться было некуда — там они всё продали и приехали сюда искать лучшей жизни, родственников не осталось никаких, кроме дальней родни. Квартиру купить в Москве успели, но хватило лишь на часть — остальная была в залоге у банка, по кредиту они не платили давно, и ждали, когда их выселят. Это случилось очень скоро.
Однажды Марьям пришла из школы, и нашла дома мать и двоих братьев — они все погибли от газа, который был включен на кухне. Так её мать нашла способ выйти из жизни, не обрекая себя и детей на борьбу.
Осталась одна Марьям. Но, зная о детском доме всё, потому что в Армении дружила с некоторыми детдомовцами, девушка сбежала и была долгое время беспризорником. Жила на вокзалах, стала нюхать клей, наркотики, продавала их и покупала с тем, чтобы продать. В первый раз её изнасиловали парни из таких же скитальцев, как и она. Семь человек. Девушка многое передумала после этого и стала торговать собой, сцепив зубы от боли и гадостного вторжения. Вскоре попала сюда и посчитала, что её осчастливили. Мёрзнуть по подвалам и жить каждым мгновением она устала.
В свои пятнадцать она пережила намного больше того, что обычно видят дети в её возрасте. Но и здесь были свои недостатки. Деньги все отбирали, работать приходилось в два раза больше того, что её ждало на улице. Крыша над головой и еда в Москве стоили очень дорого.
— Марьям, я могу с тобой поговорить, как с другом? — откровенно спросила Зоя, едва дотрагиваясь пальцами до запястья девушки. Ты вздрогнула от этого прикосновения. Зоя для неё была чем-то вроде святой, из совсем другого места, в котором нет грубости, отвращения и мечты о смерти. Марьям часто жалела о том, что мама не забрала и её в тот весенний день вместе с братьями.
Когда Зоя появилась здесь, в квартире, девчонки с презрением закатывали глаза, называя женщину «блаженной наивной дурочкой». Та ничуть не боялась, не плакала и была очень добра к каждой из них. Это сбивало с толку.
Все девушки знали, что Егор, брат Штыка — крайне жестокий тип, поймал её для себя, чтобы натешиться, а потом убить. И ребёнок, и она были обречены. Она была женой какого-то «волка» из знаменитого мотоклуба, а «Беспредельщики», люди Штыка, находились в войне с ними.
Марьям с первого взгляда поняла, что Зоя светлый человек, от неё исходила доброта и понимание, как будто в комнате горела яркая лампочка. Зоя много говорила о Боге, вынуждая вслушиваться в свои слова, и постепенно девушки как будто стали задумываться над её словами.