- Это вечер… особо тяжко бывает вечерами, как солнце скрылось - так сразу и наваливается... Пей сегодня свою химию, а уже завтра посмотрим. Я тут фельдшером почти сорок лет проработала… все нормально у тебя с головой, довели просто. Потом, если само не попустит, что-нибудь придумаем, - прозвучало очень неожиданно и сразу отвлекло меня от трясучки, выдернуло из воспоминаний. Женщина сидела, горестно подперев голову, и даже не смотрела на меня – просто вспоминала, глядя в окошко старинного вида – наследие старинной версии этого дома:
- Сюда еще в пятьдесят шестом распределили из Архангельского медицинского техникума. Ты знаешь, кто такой фельдшер? Это тот же врач, только широкого профиля. Раньше очень грамотно, добротно учили – я и зуб могла удалить, и рану обработать… Роды принять, простуду вылечить, облегчить колику, простой перелом сложить, вывих вправить… Много чего делала, работала долго. Рассказывать можно всю ночь, но сейчас не нужно. Потому как к нашему делу не относится.
- Зовут-то вас как? – спросила я и меня поняли правильно.
- Мария Львовна жовут, - не отрывала она задумчивого взгляда от темного окна, пихая в рот последний кусочек пирожка с капустой и неспешно прожевывая его.
- А что тогда относится к делу? – уважительно полюбопытствовала я, благодарная ей уже за то, что она отвлекала меня разговором и, похоже, собиралась рассказать о чьем-то состоянии, подобном моему. У медиков тоже есть такие профессиональные байки, как и в любой другой профессии. Вот и я только навскидку могла рассказать с десяток по-настоящему смешных анекдотов на тему строительства - разного рода забавную брехню и живые жизненные истории.
Но я устала, так сильно устала за этот день – от событий, впечатлений, переживаний. Так что сейчас разговоры такого плана точно были бы лишними, лучше перенести их на любой другой день. Что я и объяснила ей, выдвинув предложение:
- Давайте уже спать, дорогая Мария Львовна. Если вы что-то важное хотите до меня донести, то сегодня я просто не в состоянии воспринимать. На вас вот выплеснула, а сама ни внимательно слушать, ни думать, ни правильно реагировать… не обещаю. Нужно выспаться. С химией, так с химией, таблетки на самом деле неплохие. А завтра выслушаю вас со всем своим вниманием, клятвенно обещаю, - широко зевнула я, прикрывая рот ладонью и вспоминая удобную на вид кровать в соседней комнате, к этому времени уже застеленную моим собственным бельем.
- Ты хорошо держишься, - печально покачала она головой, - старайся не вспоминать то, что видела. Может, еще и помиритесь. И, раз уж ты здесь, вдруг придется… если позову, крикну – сделаешь, как говорю.
- Вам может стать плохо? Хорошо, обещаю сделать все, как скажете, только сегодня ночью не кричите, пожалуйста, ладно? – улыбнулась я ей и зверски зевнула - просто раздирало.
- Ночью не буду, а вечерком как-нибудь – обязательно, - согласно покивала она и поднялась подать мне постельное белье, потянула его из шкафа.
- У меня свое уже застелено, спасибо, - остановила я ее, - вы тоже ложитесь, отдыхайте, все будет хорошо. Телефон здесь берет – я смотрела. А нужно будет – сбегаю к вашему медику, у нас в станице тоже была женщина – ходила по вызовам и днем и ночью. Потом уже большую больницу построили… в общем, помогу чем смогу, если вдруг… Мы же с вами ведьмы, так же?
- Сильно похоже на то, - хитро подмигнула она мне.
Засыпая, я думала об этой женщине. А еще о том, каким замечательным местом будет наш лагерь на горе и какой сумасшедший вид открывается оттуда на село и участок, где будем строить дом. Старый сад с редкими узловатыми деревьями, синий ставок на границе участка, берег бежит от него вверх - зеленый от молодой травы и с желтыми пятнами нагло разросшихся одуванчиков. А дом? Он же говорил, что нужно снести старую развалюху! Поблизости была только одна - эта. И не огорожено тут… точно – это и есть старый дом под снос. Жаль его.
А куда тогда девать бабулечку, почему она живет здесь одна, может дальняя родня? Тогда он уже подумал о ней, но меня почему-то не предупредил. А мне она понравилась. Давно уже у меня не случалось по-настоящему интересных знакомств, в ближний круг не допускался и не входил никто лишний.