Пока я размышляла, прошел звонок от Иры.
- Привет, Ирусь. Ждешь отчет о работе? Я собиралась завтра к обеду, тут обрисовалась маленькая проблемка. Но уже сейчас можешь заказывать доставку малой техники – грунт песчаный, подъезд удобный, объемы малые. С учетом дороги – часов на десять. Выжму по максимуму, чтобы мужикам меньше лопатами махать.
- Ладно… Хорошо, я поняла, заказываю через два дня, идет? Но я не только по работе, Лянка, Олег звонил. В общем… он хочет поговорить с тобой не по телефону. Я сказала, что ты на объекте в районе, место не назвала. Но может вам и правда нужно все выяснить окончательно?
- Я все ему сказала, Ир. Нечаянно получилось, но точно и емко. Руководство к действию он получил. А тут еще работать, завтра подъедет заказчик и после этого мне нужен хотя бы один день… да, в среду пускай подъезжают, и Марк с ребятами тоже. Это все, Ирусь?
- Ты бы все-таки не рубила вот…
- Ну, тогда пока-пока, - нажала я на отбой. Сам Олег не звонил. Значит, все принял, и я тоже ситуацию приняла. Но поговорить нужно будет – о разделе имущества и дате развода, но пускай это будет немного позже, когда я совсем успокоюсь. Несколько дней ничего не решат, а сейчас видеть его будет еще… тошно.
Баб Маня спала, а я не захотела шариться по чужим шкафам и поужинала тем же супом. Потом вышла на улицу поработать. Уже когда стало темнеть и потянуло влажной прохладой, поднялась со скамьи и сладко потянулась всем телом. Соловей орал в зарослях, буквально захлебываясь, яблоня роняла тонко пахнущие бело-розовые лепестки, запах цветущей сирени кружил голову. Прохладно и свежо, тихо и почти темно… и свист, и трели… переливисто, со щелчками и горловым перекатом – сердце замирает.
У нас на Дону берега речных затонов местами поросли такими сиренями, что сквозь них не продраться. И вот там соловьи надрываются хором, изо всех сил перекрикивая друг друга, а здесь старательно солировал одинокий маэстро. Но вот от ручья, из зарослей под вербами откликнулся еще один - засвистел-забулькал. Уходить не хотелось, но проклятущие комары упорно выдавливали с рельефа в дом. Репелленты оказались почти бессильны - или принюхались, или всерьез подсели, не иначе. Я широко зевнула и раскинула руки - хорошо! И опять потухла, вспоминая… Даст оно мне жить когда-нибудь - думалось мрачно и тоскливо. Два дурных соловья орали не в такт и не в лад…
- Заходи уже, а то сожрут и костей не оставят.
- Вам уже лучше? Поешьте там супу, как раз для вас осталось.
- Я простоквашки попила, - стояла она в дверях, - ох, и орут же сильно, паршивцы. Накличут… не иначе, как любовь.
- Точно - самая что ни на есть «жизненная необходимость», - понуро согласилась я и вспомнила: - А тут вертолет летал, военный. Я и подумала – с чего бы вдруг?
- Разминирование, видать, - покивала она со значением, - почти каждый раз находят то снаряд, то целый ящик патронов. Степан рассказывал… хочешь – верь, хочешь – нет: он смотрит – ветра нету, а два деревца чуть клонятся к земле, будто кланяются. Под ними старый блиндаж еле угадывается, а в нем засыпанные землей ящики со снарядами. Тогда тоже минеры прилетали, заодно и коробочки с костями увезли.
- Пойдемте, а то и правда - за комариным звоном соловьев не слышно.
Наутро глаза еле открылись – опухли и заплыли от слез. Тогда я последний раз так сильно плакала из-за Олега. Накрыло к ночи всерьез… Дошло до мозга трезво и осознанно, именно так, как я и боялась - что никогда больше не сидеть нам с ним вдвоем и не слушать соловья. Больше не пригреюсь я в его руках, потянувшись за родным теплом и спасаясь от ночной прохлады. Но это так - мелочи, поэзия отношений… Дело было не только в ностальгии. Просто я четко осознала то, что это все – назад дороги нет и той жизни тоже уже нет, и никогда не будет. Жизнь была моя – собственная и личная, поэтому ее было жаль. Все логично. Я не истерила, просто обида душила страшная - слишком много он отобрал у меня: радость просто жить, уверенность в будущем, смысл всех прожитых с ним лет. И что делать теперь, с чего начать, куда кидаться? Да еще и моей Ирке втемяшилось, а значит, она будет добросовестно отрабатывать сводницей – до последнего вздоха и трепать мне нервы. Но после этой ночи я перешла свой Рубикон окончательно или мне так казалось.