Они сели на скамье напротив какого-то клуба, Элис рассказывала, что в нем решают вопросы профессий, так называемый «отдел кадров»:
– Дело в том, что город разделен на области знаний, и людей, разбирающихся в одном виде деятельности лучше, чем в других, определяют на какие-то обязательные работы, связанные с этим видом, и привязывают к определенной области. Люди, принадлежащие к одной из областей, состоят в кланах или орденах, как им больше нравится называться.
Было все ещё темно. Но небо начинало сереть. Луна, что странно для неё, медленно приближалась к земле. Мэри думала про себя: «Что ей здесь нужно, если ночь заканчивается?». Действительно, приближался «рассвет». С прилегающих к площади улиц выезжали автомобили, из домов и клубов выходили люди. А они, вдвоем с Элис, сидели бы так и смотрели на все вокруг, но Мэри вдруг опомнилась и вступила в разговор:
– А почему вы даже не пытаетесь ничего менять, заполнять чем-то темноту, мечтать?
– После того, что случилось у нас в городе, никто ничего не делает. Для всех темнота – это выход (только куда?) Все смирились с тем, что имеют, хотя, по сути, не имеют ничего. Люди думают, что за темнотой не видно их богатств, они просто скрыты. Но на самом деле под темнотой у них ничего нет. Они теряют себя где-то в надеждах, но в надеждах на прошлое, будущего-то ни у них, ни у нас – у всех, кто живет здесь – нет. Каждый здесь живет какой-то личной тайной и бережно хранит ее.
– И ты мне не скажешь, что случилось? – Мэри спросила это с надеждой.
– Нет, даже я, я тоже не хочу вспоминать об этом, – Элис ответила очень холодно. – Извини. После того, что случилось, до сих пор происходят какие-то странности, но они уже не имеют особой силы и влияния на нас.
Элис сидела нахмуренная, и видно было, что мысль о том происшествии, случившемся когда-то в Петрансусе, пугает и злит её одновременно. Мэри поняла, что эту тайну ей придется разгадывать самой. Элис снова заговорила, заговорила с отчаянием в голосе:
– В Петрансусе совершенно не испытываешь грусти. Если тебе плохо и тяжело, то твое состояние не переходит в грусть, может перейти в злобу, раздражение, страх, но только не в грусть. И от этого ещё тяжелее. И все это, наверное, из-за серости.
Серость – среднее между черным и белым, но не являющееся ни тем, ни другим. От того совершенная неопределенность, предсказуемость, бездействие, инертность. Очень тяжело. Ни одной нормальной эмоции, все какое-то посредничество между одной и второй, но ничего не выбирается. Все здесь какая-то серость. Но никто ничего не меняет.
Элис стихла. Мэри все также смотрела вокруг, на проходящих людей, на огромные серые здания на площади, но смотрела как-то бессмысленно. Наверное, то, что говорила Элис, попало в душу к Мэри, и она видела этот город во всей его правде и знала теперь смысл его существования, интересы его жителей, и то, что она знала, не вызывало никаких особых ощущений. Она молчала и не желала перебивать сформировавшуюся тишину. Элис нарушила ее. При этом голос у нее был сильно раздражен, а состояние крайне подавленным:
– Молчать ты можешь сколько угодно, непрерывность тишины здесь ничего не меняет, так же, как и внезапный разговор, и времени здесь на молчание не жалко.
Я думаю, мне лучше пойти домой, и тебе будет намного легче разобраться во всем одной, наедине с собой. Ты сможешь найти в этом городе все, что пожелаешь. Этот город хранит несметное количество тайн и загадок. Извини меня, если что.
Внезапный холод охватил Мэри, и после ухода Элис она осталась совершенно одна. И странно, что её бросили в тот момент, когда у неё нет ничего и некуда идти, когда совершенно ничего не ясно, и нет возможности искать выход, да и что можно искать в состоянии неопределенности. И, только что прибыв в этот город и ничего ещё не узнав о нем, она уже оказалась в полной темноте и, вдобавок, в одиночестве.
Мэри посмотрела на серую площадь, и был бы кто-нибудь другой на её месте, слабее, чем она, тот разбился бы на месте или спрыгнул бы в черную воду, текущую рядом под мостом. Но она просто смотрела: откуда-то сверху с серого неба падало что-то, похожее на звезды, безмолвная пустота неба отражалась в воде, что-то пропадало в воздухе. Самого воздуха становилось мало, и он разрежался, появлялись какие-то газы, вдыхая которые, Мэри на секунду задыхалась, но потом вновь возвращался кислород, и дыхание становилось ровным.
Весь пейзаж не представлял бы никакого внимания для нормального человека, но Мэри смотрела его только потому, что была здесь впервые. Она поднялась со скамьи и подошла к воде. Посмотрев в ее глубь, помимо своего отражения Мэри обнаружила чужие, совершенно разные и почему-то не запоминающиеся лица, хотя рядом с ней никто не стоял.