Пришел другой слуга. Он зажег ароматические палочки и светильники на алтаре. Ионгден,[17] которому было тогда только пятнадцать лет, забился в угол и заливался горькими слезами. Этот спектакль придавал мне вид умирающей. Я рассмеялась:
— Перестаньте, — сказала я, — я еще не умерла. Демоны тут ни при чем. Гомтшен не злой человек, почему же вы его боитесь? Пообедаем пораньше, а потом все ляжем спать. Завтра увидим, что нам делать.
Два дня спустя, гомтшен, узнавший о моем приключении, прислал мне для путешествия к нему черную кобылу.
Переход был совершен без происшествий. Козьими тропами, петлявшими по заросшим лесом откосам, мы въехали на красивую поляну у подножья почти отвесного обнаженного склона, увенчанного изрезанным гребнем почти черных скал. Немного ниже кромки гребня развевались флажки, указывающие местоположение пещер отшельника.
Лама спустился навстречу до половины склона, чтобы приветствовать меня в своих владениях и затем проводил — но не к себе, а в другую обитель, расположенную по извилистой тропинке примерно на километр ниже его собственной. Он приказал принести большой котелок чая, приправленного маслом, и разжечь на земле в центре комнаты костер. Но слово «комната» может дать неправильное представление о предложенном мне помещении. Необходимо дать разъяснения. Речь идет не о доме, не о хижине, но о небольшой пещере, закрытой стеной из каменной кладки. В этой стене вместо окон было проделано два отверстия, каждое 20 см. Несколько досок, грубо обтесанных топором и связанных друг с другом полосками мягкой коры, служили дверью. Ничем не защищенные «окна» зияли в пустоту.
Стемнело почти сразу после нашего прибытия в обитель. Мои мальчики приготовили мне постель, расстелив одеяла прямо на голом камне, и гомтшен увел их на ночлег в хижину, по его словам примыкающую к его жилищу. Оставшись одна, я вышла из пещеры. Ночь была безлунной. Во мраке только белесая масса ледника в конце долины проступала из непроглядной тьмы, да устремлялись в звездное небо черные пики над головой. Внизу раскинулась кромешная тьма, из недр ее доносился рокот далекого потока. Тропинка, такая узкая, что на ней едва умещались ноги, вилась по самому краю обрыва над пропастью. Я не отважилась отойти от пещеры в темноте. Пришлось отложить знакомство с окрестностями до завтра. Я вернулась и легла. Не успела я завернуться в одеяло, как пламя моего фонаря вспыхнуло и погасло. Слуги забыли наполнить резервуар керосином. Я не нашла спичек под рукой и, не привыкнув еще к конфигурации своего доисторического логова, не смела двинуться, боясь расшибиться об острые камни. Пронизывающий ветер дул в «окно» и дверные щели. Звезда смотрела на меня через амбразуру напротив моего ложа.
«О, если бы я мог умереть в этом уединении Я был бы доволен своей участью»[18] сказала звезда, цитируя по-тибетски стихи Милареспа, и ее торжественный голос стал низким от звучащего в нем сомнения.
На следующее утро я поднялась к жилищу гомтшена. Это тоже была пещера, но больших размеров и лучше моей приспособленная для жилья. Все пространство под скальным сводом отгораживала стена, сложенная из выветренных камней с вделанной в нее прочной дверью. Первое помещение было кухней. Естественная арка в глубине служила входом в небольшой грот — нечто вроде коридорчика превращенного гомтшеном в комнату. Туда вела деревянная ступенька, так как уровень пола грота был выше пола кухни. Арку закрывала тяжелая разноцветная портьера. Эта задняя комната совершенно не вентилировалась. Единственная трещина в скале, пропускавшая прежде со светом и воздух, была заделана оконной рамой. Обстановка состояла из деревянных ларей, нагроможденных друг на друга за занавеской, висевшей над ложем, сооруженным из нескольких разложенных на земле больших твердых подушек. Перед ложем стояли два низеньких, сдвинутых вместе столика, вернее, просто поставленные на ножки доски, покрытые резьбой и раскрашенные. В глубине грота на маленьком алтаре виднелись обычные статуэтки и приношения. Каменные стены были сплошь завешаны картинками без рам, наподобие японских кимоно. Одна из таких картин маскировала шкаф, где ламы тантрических сект держат пленного демона. Впрочем, во время моего первого визита мне его не показывали. Снаружи две лачуги, пристроенные к скале, служили складом для припасов.
Как видите, жилище гомтшена не было лишено некоторого комфорта.
Это орлиное гнездо возвышалось над романтическим и безлюдным ландшафтом. Обо всей округе ходила недобрая молва. Туземцы считали примыкавшую к жилищу ламы местность логовом злых духов. Рассказывали, что когда-то давно, некоторые из селян — дровосеки или бредущие за стадом пастухи — отваживались иногда заходить в эти края. У них бывали фантастические встречи, порой кончавшиеся трагически. Тибетские отшельники любят выбирать такие места для жилья. С одной стороны, они считают их подходящей ареной для духовных подвигов, а с другой, полагают (по крайней мере, тибетцы им это приписывают), что здесь они смогут применить на деле свои магические знания во благо людям и животным — либо обращая демонов в праведную веру, либо не позволяя им сеять зло.
18
Цитата из стихотворения, сложенного отшельником Милареспа (XI век), удалившимся от мира в пещеру. Это стихотворение очень популярно в Тибете. Вот его значение: Если я сумею жить в уединении до смерти и не буду испытывать искушения вернуться в мир, я смогу думать, что достиг духовной цели, к которой стремился. —