Выбрать главу

Давасандюп счел должным настоять и направился к столу с намерением положить деньги на стол возле ламы. Но не тут то было: не успел он сделать и трех шагов, как зашатался, отлетел назад, будто от сильного толчка, и ударился спиной о стену. При этом он вскрикнул и ухватился рукой за живот под ложечкой.

Налджорпа поднялся и вышел из комнаты, посмеиваясь.

— Меня отбросил назад чудовищный удар кулаком в живот, — сказал мне Давасандюп. — Лама разгневан, как его теперь умилостивить?

— Уйдем отсюда, — сказала я. — Лама тут ни причем, ваше недомогание может быть вызвано нарушением сердечной деятельности. Вам нужно будет посоветоваться с врачом.

Бледный и удрученный толмач ничего не ответил, и, как я ни старалась его развлечь на обратном пути, мне так и не удалось рассеять его страхи.

На следующий день Давасандюп и я отправились в Гангток.

Вьючная тропа, по которой мы ехали, ведет вглубь Гималаев, в святую Землю индусских преданий, заселивших ее мудрецами, чудотворцами, факирами и божествами. Летние горные станции, построенные вдоль дороги иностранцами, еще не успели заметно изменить ландшафт местности. В нескольких километрах от больших отелей, где звучит джаз, девственный лес снова вступает в свои права. Море блуждающих туманов затопило лес, и прозрачная армия деревьев в длинных мантиях мертвенно-зеленого мха наплывает на путников, наводя на них страх. От буйных зарослей джунглей в долинах до одетых горными снегами вершин вся страна погружена в атмосферу неизъяснимой тревожной тайны.

Духовный мир так называемого буддистского населения Тибета созвучен окружающей природе. Здесь безраздельно царит вера в чародейство, и даже в самых незначительных селениях имеются свои медиумы обоих полов — Бонпос, Паос, Бунтинг и Ябас, передающие живым вести от богов и покойников.

Я остановилась на ночлег в Панкйонге и на следующий день добралась до Гангтока. За несколько километров от деревни-столицы нас захватила страшная буря с градом, внезапно налетевшая среди сияющего дня.

Тибетцы считают метеорологические явления делом рук колдунов или демонов. Буря с градом — одно из их излюбленных средств нападения. Демоны пользуются ею, чтобы задерживать в пути идущих в святые места паломников, а ламы-чудотворцы — для охраны подступов к местам своего уединения от докучливых посетителей и нежелательных кандидатов в ученики.

Через несколько недель по приезде в Гангток суеверный Давасандюп признался мне, что советовался с ясновидящим — «мопа» по поводу сопровождавшего наш приезд странного урагана.

Прорицатель вещал: местные божества и святые ламы настроены ко мне не враждебно, но, тем не менее, мне придется затратить много усилий, чтобы остаться в Стране Религии (перифраза, означающая Тибет).

Совпадение или ясновидение, но «мопа» был прав.

Наследный принц Сиккима, С.А.Сидкеонг Намгиал был настоящим ламой, настоятелем одного из монастырей секты «Кхагиуд Карма» и сверх всего «тюльку».[5]

Его почитали воплощением ламы, блаженной памяти собственного его дядюшки.

По обычаю, еще совсем ребенком он принял монашеский сан в монастыре, где был настоятелем со дня своего рождения и где провел свои юные годы.

Британские власти, отдав Сидкеонгу предпочтение перед его старшим братом, избрали его возможным преемником отца, махараджи. Английский резидент извлек его из монастыря и поручил попечению одного англизированного индуса. Краткое пребывание в Оксфордском университете и кругосветное путешествие в сопровождении джентльмена из дипломатической службы завершили его несколько пестрое образование. Сидкеонг в совершенстве знал английский и много хуже свой родной язык — тибетский. Он бегло говорил на хинди и немного по-китайски. Вилла принца, построенная по его приказу в садах отцовского дворца, походила на красивый загородный английский дом, примыкающий к тибетскому храму. Внутреннее убранство жилища соответствовало его внешнему виду: обстановка в английском стиле на первом этаже, тибетская молельня и приемная — на втором.

Молодой государь обладал широким умом. Он сразу заинтересовался моими исследованиями и сделал все, чтобы облегчить мою задачу.

Первое время жизни в Сиккиме я посвятила посещению монастырей, разбросанных среди лесов. Меня восхищало их почти всегда живописное расположение на горных отрогах. Простые сельские строения — мне нравилось воображать их обитателей мыслителями, презирающими мирские блага и суетную борьбу и проводящими свои дни в тишине и глубоком созерцании.

Действительность не соответствовала моей фантазии. Сиккимские монахи — чаще всего неграмотные крестьяне. Они не испытывали ни малейшего стремления к просвещению, даже в буддизме, который они исповедуют. Впрочем, у них для этого нет времени. Монастыри их бедны, лишены доходов, у них нет богатых покровителей. Таким образом, «трапа»,[6] не имея возможности рассчитывать на регулярные субсидии или пожертвования, вынуждены в поте лица добывать хлеб насущный.

вернуться

5

Лама высшего духовного сана; иностранцы называют их «живыми Буддами». — Прим. авт.

вернуться

6

Монахи низшей категории духовенства. — Прим. авт.