Затем, уже менее серьезным тоном, он закончил: «Необходимо уметь защищаться от тигров, созданных вами же, или порожденных другими».
Теории такого рода и определяют выбор местности, подходящей для совершения таинства «тшед». Отдается предпочтение кладбищам или пустыням с диким, легко возбуждающим ужас ландшафтом, когда с ними к тому же связаны страшные предания или трагические происшествия, имевшие место в действительности. Такое предпочтение объясняется тем, что эффективность обряда зависит не только от чувств, пробуждаемых в душе священнодействующего мрачными словами заклинаний или же страшным ландшафтом, на фоне которого он их произносит. Нужно, прежде всего, расшевелить таинственные силы и сознательные существа, привлекаемые в такие места совершенными здесь злодеяниями или настойчивой концентрацией мысли многих людей. Как следствие, во время отправления обряда «тшед» — драмы, исполняемой одним актером, этот актер, в результате ли процесса объективизации, самовнушения или же, как верят тибетцы, благодаря вторжению на сцену существ из оккультного мира, вдруг оказывается в окружении коллег, порой начинающих играть в спектакле непредусмотренные режиссером роли. Последнее обстоятельство приветствуется, потому что, усложняя упражнение, делает его тем самым особенно полезным. Но нервы некоторых неискушенных адептов не выдерживают слишком интенсивной нагрузки, и вот тогда-то (я уже об этом говорила) постигает их безумие или внезапная смерть.
Тот, кому предстоит совершать обряд «тшед», должен, прежде всего, как и подобает всякому лицедею, выучить свою роль наизусть. Затем ему нужно тренироваться в ритмическом танце, вырисовывая ногами на земле геометрические фигуры; научиться вертеться на одной ноге в обе стороны; постукивать по земле пяткой в такт и подпрыгивать. Наконец, он должен уметь манипулировать особым способом различными предметами культа и играть на тамбурине и на трубе из бедренной человеческой кости. Это не так-то просто, и во времена моего ученичества мне самой не раз приходилось попыхтеть до полного изнеможения. Руководящий репетициями наставник-лама отдаленно напоминает балетмейстера. Но его окружают не сияющие улыбки балерин в розовых трико; перед ним пляшут исхудавшие от самоистязания и лишений молодые подвижники, в рубище, с пылающими исступлением и диким упорством глазами на воспаленных грязных лицах. Они готовятся к чреватому опасностями испытанию, и их неотступно терзает мысль об ужасном ужине, когда тело их будет служить угощением для изголодавшихся демонов. Нет ничего удивительного, что при таком положении вещей эта забавная репетиция становится зловещей.
Полное описание таинства «тшед» заняло бы здесь слишком много места: оно содержит длинные подготовительные заклинания. Произнося их, священнодействующий «попирает ногами» все виды человеческих страстей и распинает свое самолюбие. Но главная часть обряда состоит в пиршестве. Вкратце весь сценарий его можно изобразить следующим образом: священнодействующий трубит в канглинг,[27] приглашая демонов на пир. Он воображает[28] божество женского пола, олицетворяющее собственную его волю. Этот образ его воли устремляется из его головы, через макушку с саблей в руке. Одним быстрым взмахом она отрубает ему голову, затем, в то время как со всех сторон в ожидании лакомства и угощения слетаются стаи вампиров, она отсекает от тела руки и ноги, сдирает с туловища кожу и вспарывает живот. Из живота вываливаются внутренности, ручьями течет кровь, а омерзительные гости раздирают, грызут и смачно чавкают. Между тем священнодействующий монах сам натравливает их на добычу следующими ритуальными заклинаниями: «На протяжении беспредельного ряда веков, в процессе повторяющихся существований, я заимствовал у бесчисленных существ за счет их благоденствия и их жизней мою пищу, мою одежду и всевозможные блага, чтобы содержать свое тело в добром здравии, в радости и защищать его от смерти. Нынче я плачу долги, предлагая на истребление свое тело, которое я так любил, холил и лелеял. Я отдаю свою плоть алчущим, кровь — жаждущим, свою кожу — тем, кто наг, кости свои — на костер для тех, кто страдает от холода. Я отдаю свое счастье несчастным, свое дыхание жизни — умирающим… Бесчестье да падет на мою голову, если я устрашусь принести эту жертву. Позор всем, кто не осмелится принять ее».
28
Доводит концентрацию мысли до объективизации субъективных представлений. Концентрация мысли может достигать такой степени, что воображаемые факты и местность полностью заслоняют реальные образы. —