Выбрать главу

Один «нгагпа», по его уверениям сам совершавший обряд, запирается один на один с трупом в тесной комнате. Он должен оживить мертвеца, распростершись на нем, прижав рот ко рту и беспрерывно повторяя одну и ту же формулу, ни на миг не отвлекаясь никакой посторонней мыслью. Через несколько мгновений труп начинает шевелиться. Он приподнимается и старается избавиться от колдуна. Тогда последний должен крепко обнять мертвеца и замереть, тесно прижавшись к нему. Труп шевелится все сильнее и сильнее. Он прыгает, делая немыслимые скачки, и обнимающий его человек скачет вместе с ним, не отрывая рта от его губ. В конце концов кончик языка трупа слегка высовывается. Это критический момент. Колдун должен вцепиться в этот язык зубами и вырвать его. Труп тотчас же снова окостеневает, а язык его тщательно высушивается и хранится колдуном в качестве его могущественного магического талисмана. «Нгагпа» удивительно ярко изобразил постепенное оживление трупа, первый вспыхнувший в остекленевших глазах взгляд, трепет тела, переходящий в такие резкие движения, что колдун уже не в состоянии справиться и должен собрать все силы, чтобы от него не оторваться. Он живописал прикосновение языка трупа к его губам, когда стало ясно роковой момент настал, и нужно победить во что бы то ни стало, если он не хочет стать жертвой мертвеца.

Не была ли эта фантастическая борьба только воображением, галлюцинацией? К ним тибетские мистики весьма предрасположены и намеренно создают для них благоприятные условия. Я была преисполнена сомнений и пожелала видеть «язык». Чародей продемонстрировал нечто черноватое и заскорузлое, может быть, когда-то бывшее языком, но точно определить это было невозможно. Что бы это ни было, но множество тибетцев совершенно убеждено в реальности ритуальной процедуры «ро-ланг».

Я неожиданно выступаю в роли колдуна и навожу ужас на вора-вольнодумца.

Тибетские колдуны, к счастью, пользуются и менее отвратительными методами ворожбы. Мне самой не раз приходилось прибегать к ним либо из любезности к гостеприимным хозяевам, либо в личных целях. Приведу один из таких случаев. Я до сих пор вспоминаю о нем с улыбкой.

Происшествие это относится ко времени, когда нас задержали под Шобандо, не позволив продолжить путь на Салуэн, и мне пришлось повернуть вспять, пойти в направлении китайского Туркестана и снова пересечь всю обширную территорию по пустыни трав с юга на север. Мой маленький караван состоял из Ионгдена, трех слуг — Тсеринга, Иеше Уанду, Сенама — и китайского мусульманина-солдата, возвращающегося на родину с женой-тибеткой и маленьким сыном.

Однажды Ионгден, женщина и я занялись сбором трав и сильно отстали. Солнце уже садилось. Нужно было скорее догнать своих и выбрать место для ночлега. Мы сели на лошадей и поехали шагом, наслаждаясь безмятежным покоем предвечернего часа. Мы въехали в узкое ущелье, и вдруг я заметила слева в ложбине троих неизвестных с ружьями через плечо. Незнакомцы безмолвно скрылись за ближайшим холмом. Было совершенно ясно, с кем мы встретились. В этой местности тибетцы никогда не пропускают ни одного путника без вежливого приветствия «Огие, огие, огие» («вы потрудились») и не задав ему вопросов, откуда он идет и куда направляется. Эти молчаливые субъекты, притаившиеся недалеко от проезжей тропы, выжидали удобного момента, чтобы напасть на нас. Делая вид, будто они меня нисколько не интересуют и удостоверившись, что спрятанный под моим широким одеянием револьвер у меня под рукой, я придержала лошадь и, когда жена солдата поравнялась со мной, прошептала:

— Вы их видели?

— Да, это разбойники, — ответила женщина тихо, но совершенно спокойно. Истинную дочь Тибета подобная встреча не могла вывести из равновесия. Притворившись заинтересованной каким-то растением на скале, я подозвала Ионгдена им полюбоваться и спросила:

— Вы видели людей слева от вас?

— Нет.

— Трое вооруженных людей, вероятно, воры. Женщина тоже их видела. Держите револьвер наготове. Мы доедем шагом до поворота тропы, и как только скроемся из вида, пустим лошадей во весь опор. Нужно поскорее нагнать наших. Может быть, разбойников не трое, а целая шайка.

На этот раз я говорила по-английски и не боялась, что меня услышат — тибетцы не могли меня понять. У нас были хорошие лошади, мы скакали быстро. Но… Что случилось? Вдали перед нами раздался выстрел. Мы подняли коней. В высокой траве на берегу речки показался лагерь. Все выглядело очень мирно. Не сходя с лошади, я прежде всего спросила: