духовную сторону человеческого сознания во взаимоотношениях коллектива и личности,
раз и навсегда выяснив ограниченность материалистического подхода социалистов к
человеку и обществу в целом<28>. Вместе с тем, в отличие от Кропоткина, Карелин имел
возможность не только узнать, понять и прочувствовать Россию, как нечто единое целое
во всех ее сложностях и противоречиях, но и гораздо раньше увидеть все отрицательные
стороны революционного пути, усомнившись в идеях, несущих всеобщее разрушение.
Последующая жизнь в Европе, работа в библиотеках, живой интерес к самым
различным проявлениям человеческой мысли и выработанная настойчивым трудом
фантастическая скорость чтения, достигавшая по свидетельствам очевидцев 250 страниц в
час, позволили Карелину за годы эмиграции пройти далеко вперед в своей духовной
35
эволюции. Живая преподавательская, издательская, организационная работа, по-
видимому, привела Карелина к знакомству с французскими тайными орденами, в
результате чего он был принят в Орден тамплиеров, и в 1917 г. на родину вернулся уже не
только анархистом но и эмиссаром Ордена с задачей заложить основы Восточного отряда
тамплиеров в России. Вот почему сейчас можно с уверенностью говорить, что для
Карелина, когда он по возвращении столкнулся с кошмаром красного террора, главной
стала не анархическая, а именно орденская деятельность, для которой анархистские
организации служили всего только полулегальным прикрытием.
Увидев (а еще раньше - предугадав) неизбежность крушения революционных идеалов
общества, Карелин сразу же по приезде принялся за работу, которой пренебрегали
политические партии: за воспитание человека будущего, за перевод революции с пути
бунтов и катаклизмов на путь целенаправленного развития индивидуума, в результате
чего только и возможна последующая эволюция всего общества.
Трагедия старых революционеров, переживших годы революции и гражданской войны,
заключалась в крушении, практически, всех их иллюзий. Народ, на который они молились
и ради которого приносили в жертву не только самих себя, свою жизнь, свое счастье, но
часто и своих близких, подвигнутый на революцию, оказался не созидателем “блаженной
страны”, о которой пелось в их песнях, а всего только взбунтовавшейся белковой массой,
чей убийственный порыв был направлен на уничтожение мозга нации и на
самоистребление. Интеллигенция, продукт тончайшего многовекового отбора общества,
оказалась в стороне от революционного движения именно потому, что сама она была
продуктом не революции, а многовековой эволюции. Будучи хранителем культуры, она
одна могла стать гарантом дальнейшего развития общества. Постоянно обновляющаяся,
вбирающая в себя все лучшие силы других слоев и классов, она никогда не претендовала
на командные высоты, понимая и ценя свою роль “генератора идей”, в результате которых
только и совершается продвижение вперед человечества. Именно эту роль сыграла
интеллигенция как во время “великих революций” в Западной Европе, так в еще большей
степени в постреволюционный период реставрации и начала нового восхождения
общества.
Почему в России произошло иначе? Почему Россия не смогла воспользоваться опытом
своих предшественников, заимствуя лишь отрицательные стороны и ничему не
научившись положительному? Мне кажется, причина здесь одна: отсутствие в России
того самого “просвещения”, охватывавшего все общество в целом, на что с такой
завистью и уважением смотрел русский человек, попадавший в Европу, и о чем, к слову
сказать, у нас совершенно забыли, заменив это емкое понятие техническим термином
“обучение”.
Просвещение предполагает не просто прогресс науки в познании мира и человека, но -
главным образом - восприятие и усвоение плодов этого познания в сознании общества и
каждого человека в отдельности. С одной стороны, это вызывает потребность во
всеобщем образовании народа, а с другой - становится мощнейшим стимулом тех
перемен, которые народ сам вносит в свою жизнь. Просвещенный человек понимал, что
одним только желанием он не может ни познать, ни, тем более, изменить законы природы
и общества, точно так же как не может младенец занять место взрослого человека, в
мгновение ока преодолев разделяющие их годы накопления опыта и знаний.
Идеи, и не только технические, гораздо сильнее влияют на жизнь обществ, чем то
обычно считают, причем как в плане положительном, так и в плане отрицательном. Чем
шире человек образован, тем больше возможностей он видит в реализации той или иной
идеи, тем легче угадывает таящиеся в ней опасности и находит способы их заранее
обезвредить; наоборот, чем менее образован человек, тем больше склонен переоценивать
свои знания, тем менее доступен он восприятию нового и тем более упорствует в
проведении какой-либо одной понравившейся ему идеи, не в силах предугадать
последствий ее воплощения в жизнь.
36
Ярким примером влияния сугубо научной (и даже естественнонаучной) идеи на
политическую и социальную жизнь в недавнем прошлом может служить тот факт, что
эпоха революций, сотрясавших Европу на протяжении XIX и начала XX века, обязана не
столько хлесткому утверждению марксистов, что “массы не могли уже жить по-старому”,
сколько внедрявшейся материалистами в сознание людей ложной идее об универсальном
значении “катаклизмов или переворотов на поверхности земного шара”, тут же
перенесенной на общественную жизнь. В самом деле, почему было не предположить, что
если в природе все изменения происходят революционным путем, сопровождаются
катастрофами и потрясениями, то и человечество может “ускорять прогресс”, вызывая
социальные катаклизмы в виде революций?
Потребовалось более полутораста лет напряженной работы исследователей,
раскрывавших одну за другой тайны мироздания, чтобы признать теорию “переворотов в
природе” совершенно несостоятельной. Грандиозные изменения, представавшие перед
глазами человека следами мгновенных катастроф, на поверку оказались результатом
долгих эволюционных процессов. Более того, катаклизмы - сокрушительные
землетрясения, извержения вулканов, катастрофические наводнения, процессы
горообразования, гибель островов и побережий и прочее, - оказались вызваны
нарушением, сбоем природных процессов. Показательно, что в это же время, параллельно,
происходил и пересмотр социальных теорий, приведший к выводу о бесплодности и
разрушительности революций, в первую очередь революций русских, подтвердив
горестное предчувствие П.Я.Чаадаева, что России и русским, по-видимому, суждено
преподать некий провиденциальный урок остальному человечеству<29>.
Многое из сказанного здесь Карелин интуитивно осознал еще во Франции. Тогда же он
смог понять и другое: обязанностью каждого человека является содействие эволюции
общества, как выполняя наилучшим образом свою работу на избранном поприще, так и
содействуя распространению знаний и, в особенности, моральному воспитанию
окружающих его людей, чтобы они оказались достойны чаемого ими будущего.
Последнее оказывалось самым важным, потому что именно здесь проходил водораздел
между “образованием” и “просвещением”, подразумевающим не только позитивные
знания об окружающем мире, но включающем в себя и отношение к этому миру, в первую
очередь, к обществу и личностям, данное общество составляющим.
Здесь не требовалось ничего открывать уже потому, что основы общечеловеческой
этики, проступающие во всех великих религиях мира, с предельной четкостью были
изложены в заветах раннего христианства, на котором, как на целостном