квалифицирована причина отвода его кандидатуры, восходила к неудачной попытке
созыва первого съезда ФАК в 1913 г. Карелиным, во время которого через Рогдаева
46
цюрихской группой анархо-коммунистов был пущен слух, что организатор съезда,
Карелин, является… агентом охранного отделения.
Факт этой провокации и вызвал протест Кропоткиной, который она вынуждена была
взять обратно, поскольку в противном случае Боровой угрожал своим выходом из
Комитета. Однако на следующем заседании Бюро было зачитано письмо
Н.И.Проферансова, другого сподвижника Карелина, в котором он, опираясь на мнения
ряда членов Комитета, отсутствовавших при голосовании, требовал аннулировать
незаконные выборы. В ответ Боровой заявил о своем выходе из Комитета; следом за ним
прислали свой протест не принятые анархисты, пославшие позднее его копию в “Дело
труда” - М.Кайданов, В.Котляревский, Н.И.Рогдаев, З.Гандлевская, Ан.Андреев,
В.С.Худолей, Ф.Гецци, А.Фомин, Г.Мудров, В.В.Бармаш и С.Фальк. Вместе с Боровым из
состава Комитета вышли Н.Г.Отверженный, Н.И.Озеров, Р.М.Чембарева, А.П.Чембарев,
Г.А.Капустинская-Озерова, К.Н.Медынцев и Пиро.
В своих письмах и заявлениях отвергнутые не скрывали, что, вступая в Научную
секцию, они себя “разумеется, не мыслили “учеными”” и не предполагали заниматься
“наукой”, желая только “создать противовес извращениям анархизма”. Категорически
отрицая обвинение в “попытке захвата музея”, они тут же наивно соглашались, что были
выброшены “мистиками-анархистами, наиболее старавшимися… не пустить в Комитет
своих злейших врагов, с приходом которых безграничному хозяйствованию их (мистиков.
- А.Н.) в Секции рано или поздно должен был наступить конец”. И уже совсем наивно
заключали: “Версии, пущенной ими о, якобы, готовящемся со стороны пришельцев
разгроме Комитета, о их намерении превратить музей в клуб для анархической агитации и
пр., пр., было довольно, чтобы терроризировать безразличных к судьбам анархизма
отдельных членов Бюро и заставить их… аннулировать выборы, чтобы устранить
надвигающуюся угрозу”<42>.
Оставляя в стороне подробный анализ публикаций, в течение полутора лет
заполнявших страницы парижского журнала, остановлюсь только на одном их аспекте -
нагнетании политических обвинений по адресу анархо-мистиков и музея Кропоткина со
стороны московских анархистов, образовавших “лагерь оппозиции”. Бесперебойное
доставление их “писем” и “заявлений” в Париж из Москвы и все более истеричный тон
обвинений оставляют впечатление, что заурядный конфликт, пламя которого спокойно
потухло бы, как то случилось с предшествующими конфликтами, оказался кому-то нужен,
чтобы внести раскол в ряды анарходвижения и одновременно получить
компрометирующий материал на обе конфликтующие стороны.
Характерно и другое. В.С.Худолей, открыто признавшийся, что не видел ни газеты
“Рассвет”, ни журнала “Пробуждение”, обрушивался на тот и на другой печатный орган с
истеричными обвинениями, заявляя: “Теперь нужен общественный суд… нужна Комиссия
для расследования всей провокационной деятельности рассвето-пробужденцев. Комиссия
снимет маски с черносотенцев и выучит их называться собственными именами; Комиссия
выявит настоящих провокаторов, действующих в среде рассвето-пробужденцев или за их
спинами. Комиссия выделит заблудших, по недоразумению остающихся в рассвето-
пробужденческой среде и направит их на путь истинный… А над остальными рабочий
класс произнесет свой приговор и, будем надеяться, гнусному маскараду будет положен
конец раз и навсегда”<43>.
Стоит заметить, что после подобной “артподготовки”, лексика которой удивительно
напоминает язык газетных передовиц тех лет, клеймивших “врагов народа”, в очередном
номере журнала появилось и давнее заявление Атабекяна 1925 г., по-видимому
извлеченное Боровым из своего архива.
Конец этой травли Музея Кропоткина и анархо-мистиков по существу обозначился в
летнем за 1929 г. номере “Дела труда”, где была напечатана статья-памфлет Юрия
Аникста “Трубадур мистического анархизма”, посвященная А.А.Солоновичу, в которой
говорилось о его орденской деятельности, о подпольных кружках, о связях с Карелиным и
47
о многом другом, что являлось уже чистой воды политическим доносом <44>. По иронии
судьбы, номер этот открывался сообщением “О массовых арестах анархистов в СССР”,
причем в опубликованном списке значились именно те анархисты, кто призывал
направить карающую руку ОГПУ на музей и Анархическую секцию, поскольку
“деятельность анархо-мистиков приняла международный характер”.
Иными словами, за страницами “Дела труда” вырисовывается картина широко
задуманной и осуществленной органами ОГПУ провокации, использовавшей типичную
для тех лет тактику раскола и взаимного обличения партийных групп и фракций, в
результате чего “обличители” неизменно получали воздаяние той же мерой, что и
обличаемые…
Вряд ли нам когда-либо удастся узнать, кто задумал и конкретно проводил в жизнь эту
акцию, уговаривая Борового, сбивая в одну группу Ан.Андреева, В.В.Бармаша,
В.С.Худолея, И.В.Хархардина и остальных, столь разных по своим характерам,
индивидуальным взглядам и профессиям людей. Например, что заставило А.А.Борового,
человека умного, интеллигентного, индивидуалиста в полном смысле слова, возглавить
такую странную группировку, подписывая заявления и письма, которых ему предстояло
стыдится последующие годы жизни? “Допёк” ли его Солонович своим мистицизмом,
путаницей, литературной несостоятельностью, оскорблявшей художественный вкус
Борового, или было что-то еще между ними? Чем объяснить истеричность заявлений
Худолея, заставляющую усомниться в том, что они написаны им самим, а не под чью-то
диктовку или вообще без его ведома? В этом отношении особенно показателен
развернутый донос Ю.Аникста на Солоновича и анархо-мистиков, позволяющий
заключить, что экспансивные московские анархисты оказались только пешками в игре,
которую с далеко идущими намерениями разыгрывали в кабинетах ОГПУ на Лубянке.
По старому русскому обычаю, доносчику был положен “первый кнут”, поэтому не
стоит удивляться, что уже летом 1929 г. все “правдоискатели” оказались в тюрьмах,
ссылках и в лагерях с разными сроками. Но на Руси, а тем более в советской России,
политические доносы не залеживались. Первый удар на анархо-мистиков и
Кропоткинский музей упал осенью того же года, когда была арестована группа молодежи,
организовавшая под руководством анархиста Н.Р.Ланга при Анархической секции
Библиографический кружок по изучению трудов М.А.Бакунина и П.А. Кропоткина. Затем,
на протяжении лета и осени 1930 г. ОГПУ провело широкую акцию по ликвидации
орденских кружков и связанных с ними анархистов в Ленинграде, Нижнем Новгороде,
Свердловске и Сочи, закончив арестами в Москве членов “Ордена Света”, во главе
которого теперь стоял Солонович<45>. Почти всех арестованных ожидали лагеря,
политизоляторы, в редких случаях - ссылка.
Как указывалось в обвинительном заключении, составленном помощником начальника
Первого отделения Секретного отдела ОГПУ Э.Р.Кирре, “анархо-мистическая
контрреволюционая организация “Орден Света” ставила своей целью борьбу с
соввластью, как властью Иальдобаофа (одним из воплощений Сатаны)”. Фактическим же
основанием для последующего осуждения явились: 1) обнаруженная у одного из членов
Анархической секции листовка с протестом против принудительной коллективизации, 2)
лекции Солоновича по истории философии с резкой критикой материализма и