Реформы также увеличили число предприятий, способствовали развитию рабочего движения и подтвердили недовольство крестьян старым порядком, но система оставалась рациональной: учитывая необходимость восстановления экономики после войны и независимости от иностранной помощи, иначе и быть не могло. Большинство идей для экономического роста исходило от бюрократии, а деловое сообщество реагировало на них тем, что один ученый назвал "отзывчивой зависимостью". Правительство обычно не отдавало прямых приказов предприятиям, но те компании, которые прислушивались к сигналам, исходящим от правительства, и реагировали на них, получали легкий доступ к капиталу, налоговые льготы и одобрение своих планов по импорту иностранных технологий или созданию совместных предприятий. Но фирма не обязана была реагировать на действия правительства. Японская бизнес-литература полна описаний очень интересных случаев, когда крупные фирмы добивались успеха без сильных правительственных связей (например, Sony и Honda), но их не так много, чтобы описывать их.
Наблюдатели, пришедшие из рыночно-рациональных систем, часто неправильно понимают планово-рациональную систему, поскольку не осознают, что она имеет политическую, а не экономическую основу. Например, в 1960-е годы, когда стало модным называть японцев "экономическими ани-малами", наиболее осведомленные иностранные аналитики избегали этого термина, потому что, по словам Хендерсона, "не было никаких сомнений в том, что центр тяжести Японии находится в политике, а не в экономике - источник недоумения для многочисленных японских экономических детерминистов различных марксистских направлений в академических кругах и оппозиционной политике"."Не нужно было быть экологическим детерминистом или марксистом, чтобы совершить эту ошибку; она повсеместно встречалась в англоязычной литературе о Японии.
J. Р. Неттла о Марксе: "Представление о том, что "современная государственная власть - это всего лишь комитет, управляющий общими делами буржуазии", - одно из исторически наименее адекватных обобщений, которые когда-либо делал Маркс". "Оно не просто исторически неадекватно; оно затушевывает тот факт, что в государстве развития экономические интересы явно подчинены политическим целям. Сама идея государства развития зародилась в ситуативном национализме поздних индустриализаторов, а цели государства развития неизменно вытекали из сравнения с внешними эталонными экономиками. Политические мотивы государства развития освещаются наблюдением Дэниела Белла, основанным на Адаме Смите, о том, что было бы мало стимулов для увеличения производства сверх необходимого, если бы люди руководствовались только экономическими мотивами". "Необходимость экономического роста в развивающейся стране имеет мало или вообще не имеет экономических источников. Она возникает из желания обрести полноценный человеческий статус, участвуя в индустриальной цивилизации, участие в которой только и позволяет нации или отдельному человеку заставить других относиться к нему как к равному. Неспособность участвовать в ней делает нацию бессильной в военном отношении против своих соседей, в административном - неспособной контролировать своих граждан, а в культурном - неспособной говорить на международном языке."
Все эти мотивы повлияли на Японию Мэйдзи, но были и другие, свойственные только ей. Среди них был один, вытекающий из договоров, которые Япония была вынуждена заключить после первых контактов с западным империализмом в XIX веке: Япония получила тарифную автономию только в 1911 году. Это означало, что Япония не могла помочь своим развивающимся отраслям промышленности с помощью защитных пошлин и других методов, рекомендованных рыночными теориями того времени, и правительство Мэйдзи пришло к выводу, что оно должно напрямую участвовать в экономическом развитии, чтобы Япония когда-либо достигла экономической зависимости.
Вторая особая проблема Японии просуществовала до конца 1960-х годов, а затем временно исчезла, чтобы вернуться после нефтяного кризиса 1970-х годов; она заключалась в дефиците международного платежного баланса и в необходимости для правительства управлять этим самым важным потолком в стране с крайне ограниченными природными ресурсами. Уже в 1880-х годах, пишет Тидеманн, для того чтобы поддерживать баланс между иностранными платежами и таможенными поступлениями, "все ведомства были обязаны составлять валютный бюджет наряду со своим обычным бюджетом в иенах". * Такой валютный бюджет снова появился в 1937 году и в той или иной форме просуществовал до 1964 года, когда была проведена либерализация торговли. 1 В эпоху высоких темпов роста контроль над валютным бюджетом означал контроль над всей экономикой. Именно МИТИ осуществлял эту контролирующую власть, и валютные ассигнования должны были стать его решающим инструментом для реализации промышленной политики.