Возможно, удивительно, что в свете решительных усилий американских оккупантов по изменению японских экономических институтов, значительная степень преемственности в средствах, используемых государством для достижения экономического развития, сохраняется и в эпоху Сёва. Преемственность, конечно, заключается в дискредитировавшей себя опоре на военную силу для достижения экономической безопасности посредством империализма. Эта идея потерпела столь катастрофический провал, что после 1945 года от нее полностью отказались. Но это не означает, что сугубо экономическая политика развития, которую пытались проводить в эпоху милитаризма, была или должна была быть отвергнута. Вместо того чтобы быть отвергнутыми, они стали репертуаром политических инструментов, которые могли быть использованы снова после достижения мира и независимости. На самом деле в этом нет ничего удивительного: как активизм послевоенного американского государства имел свои корни в "Новом курсе", как тотализм послевоенного советского государства имел свои корни в сталинизме Первой пятилетки, так и девелопмент послевоенного японского государства имел свои корни в экономических инициативах 1930-х годов. В этом смысле опыт 1930-1940-х годов ни в коем случае не был полностью негативным для послевоенной Японии; именно в эти годы были впервые опробованы управленческие инструменты государства развития, некоторые из них были отвергнуты, а другие оказались полезными. Преодоление депрессии требовало экономического развития, подготовка к войне и ведение боевых действий - экономического развития, послевоенное восстановление - экономического развития, а независимость от помощи США - экономического развития. Средства достижения развития для одной цели в конечном итоге оказались одинаково хороши для других.
Между различными инструментами государственной политики в предвоенные и послевоенные годы существует поразительная преемственность. Ёсино и Киси открыли рационализацию промышленности в конце 1920-х годов как средство преодоления рецессии; их протеже Ямамото, Тамаки, Хираи, Исихара, Уэно, Токунага, Мацуо, Имаи и Сахаси вновь применили ее в 1950-1960-х годах для создания современных конкурентоспособных предприятий. В оба периода государство пыталось заменить конкуренцию сотрудничеством, не теряя при этом преимуществ конкуренции. Правительственный контроль над конвертируемостью валюты продолжался непрерывно с 1933 по 1964 год и сохранялся даже после этого в ослабленных формах. Закон о нефтяной промышленности 1934 года стал точной моделью для Закона о нефтяной промышленности 1962 года. Планы и стиль планирования Совета по планированию при кабинете министров были перенесены на Совет по экономической стабилизации и Агентство по экономическому планированию, особенно в части использования ими валютных бюджетов для реализации своих планов. Уникальные структурные особенности МИТИ - вертикальные бюро по каждой стратегической отрасли, Бюро предприятий и Секретариат (образованные из старых Бюро общих дел МКИ и Бюро общей мобилизации ММ) - датируются 1939, 1942 и 1943 годами соответственно. Они продолжали существовать в MITI вплоть до 1973 года, не меняя своих функций и даже, в некоторых случаях, названия. Административное руководство берет свое начало в Законе о контроле над важными отраслями промышленности от 1931 года. Сама промышленная политика, разумеется, была такой же частью японского правительственного лексикона в 1935 году, как и в 1955-м.