Я не могу доказать, что та или иная японская отрасль не росла и не развивалась бы вообще без промышленной политики правительства (хотя я легко могу назвать вероятных кандидатов в эту категорию). Что я считаю возможным, так это различия между развитием конкретной отрасли без государственной политики (ее воображаемая траектория или траектория "без политики") и ее развитием с помощью государственной политики (ее реальная траектория или траектория "с политикой"). Можно количественно, хотя бы ретроспективно, подсчитать, как, например, валютные квоты и контролируемая торговля подавляют потенциальный внутренний спрос до уровня возможностей предложения младенческой отечественной промышленности; как высокие тарифы подавляют ценовую конкурентоспособность иностранной промышленности до уровня отечественной промышленности; как низкая покупательная способность потребителей повышается с помощью целевых налоговых мер и потребительских кредитов, что позволяет им покупать продукцию новых отраслей; как отрасль заимствует капитал сверх своих возможностей у государственных и гарантированных государством банков для расширения производства и снижения удельных издержек; как повышается эффективность за счет ускоренной амортизации определенных маклайнерских инвестиций; и как налоговые стимулы для экспорта способствуют расширению внешних рынков в момент насыщения внутренних продаж. Иодама Фтимио математически рассчитал разрывы между реальной траекторией и траекторией, заложенной в политику, японской автомобильной промышленности в периоды ее становления, роста и стабильности (для будущей фазы спада данных, конечно, пока нет). Его меры также являются инструментами для анализа уместности и эффективности различных мер государственной политики в отношении автомобильной промышленности в эти периоды. Споры о промышленной политике не прекратятся в ближайшее время, и я не намерен разрешать их здесь. Важно то, что практически все японские аналитики, включая тех, кто глубоко враждебен MITI, считают, что правительство было вдохновителем и причиной перехода к тяжелой и химической промышленности, который произошел в 1950-е годы, независимо от того, как измерять затраты и выгоды от этого перехода. Окава и Розовский дают оценку того, что МИТИ считает своим главным достижением: "В первой половине 1950-х годов около 30 процентов экспорта по-прежнему состояло из волокон и текстиля, а еще 20 процентов относилось к категории товаров повседневного спроса. Только 14 процентов приходилось на машиностроение. К первой половине 1960-х годов, после большого инвестиционного всплеска, произошли значительные изменения в структуре экспорта. Волокна и текстиль сократились до 8 процентов, а предметы потребления - до 14 процентов, и машиностроение с 39 процентами заняло позицию ведущего компонента, за которым следовали металлы и металлопродукции (26 процентов)".
Этот сдвиг в "промышленной структуре" стал действующим механизмом экономического чуда. Спровоцировало ли его правительство в целом или MITI в частности? Или, говоря более осторожно, они ускорили его и придали ему нужное направление? Возможно, лучшим ответом на этот вопрос является сравнительная оценка Болто: "Три страны, с которыми выгоднее всего сравнивать Японию (Франция, Германия и Италия), имели некоторые или все изначальные преимущества Японии - например, гибкие поставки рабочей силы, очень благоприятную (на самом деле даже более благоприятную) международную обстановку, возможность восстановления индустриальной структуры с использованием самых передовых технологий. Однако другие условия были очень несхожи. Самое принципиальное отличие было, пожалуй, в области экономической политики. Японское правительство осуществляло гораздо большую степень как вмешательства, так и защиты, чем любое из его западноевропейских коллег; и это сближает Японию с опытом другой группы стран - стран с централизованной плановой экономикой".
Если существует доказательство prima facie, что роль MITl в экономическом чуде была значительной и нуждалась в детальном изучении, то остается вопрос, почему в этой книге выбраны именно временные рамки 1925-75 гг. Зачем рассматривать довоенную и военную эпохи, если чудо произошло только в послевоенной Японии? На это есть несколько причин. Во-первых, хотя промышленная политика и "национальная система" управления MIT1 являются предметом основного исследования, руководители МИТИ и другие японцы лишь на позднем этапе осознали, что то, что они делают, соответствует неявной теории государства развития. Иными словами, МИТИ не создала никакой теории или модели промышленной политики не ранее 1960-х годов, и только после создания Совета по структуре Инда (Sangyò lCÒzò Sliingikai) в 1964 году началась постоянная аналитическая работа по промышленной политике. Все участники согласны с этим. Амайя цитирует Гегеля о том, как Минерва расправляет крылья в сумерках. Он также считает, что, возможно, было бы лучше, если бы сова вообще не просыпалась, поскольку, оглядываясь назад, он понимает, что роковой недостаток ценного, но обреченного на провал Закона о специальных мерах по развитию определенных отраслей промышленности МТИ 1962-63 годов (основная тема главы 7) заключался в том, что он сделал явным то, что долгое время считалось неявным в промышленной политике МИТИ".