Маруся спустилась в метро и поехала в скват, но в середине пути поезд метро вдруг остановился и мелодичный голос объявил, что линия сломана, поезда дальше не идут. Она вышла на улицу и пошла пешком. Она шла вдоль линии метро, которая проходила сверху, это был далеко не самый комфортабельный район Парижа, было поздно и навстречу ей то и дело попадались какие-то подозрительные личности, - кто просил у нее сигарету, кто два франка Потом какой-то араб долго шел рядом, звеня ключами и что-то бормоча.
Огромные железные ворота мастерской оказались заперты, она постучала, ей открыл полицейский, оказалось, что впустить в мастерскую ее могли только на час, по настоянию владельца завода никакие посторонние личности здесь больше не имели права оставаться на ночь, лафа закончилась, адвокат Азнавура художникам не помог, суд принял решение не в их пользу. А значит, Марусе придется провести ночь под дождем в подворотне или на вокзале, от одной мысли об этом у нее в голове все помутилось, как это нередко с ней случалось, и она утратила способность воспринимать все факты в их совокупности, а только слышала какие-то отрывочные выхваченные из контекста
фразы, и видела чьи-то незнакомые лица, но общий смысл происходящего от нее ускользал. Огромный полицейский с красной рожей и другой, тщедушный с мясистым носом и вытаращенными глазами маячили перед ней, как будто в стеклянном тумане.
Маруся понуро пошла в глубь мастерской. За столом, в центре огромного зала на табуретках, ящиках, чемоданах или просто кучах какого-то хлама сидели не менее десяти человек, некоторых Маруся уже видела раньше, или встречала в других местах. На столе стояла бутылка с вином, и судя по количеству пустых бутылок под столом, застолье продолжалось уже не один час. Но, скорее всего, оно здесь не кончалось никогда, так как в прошлый раз на открытии выставки она застала здесь примерно такую же картину, разве что народу за столом было побольше.
Сидевший во главе стола раздетый по пояс бритый наголо художник по фамилии Буров (его Маруся уже встречала здесь, про него рассказывали, что он приехал во Францию на грузовом судне в контейнере с говном, поэтому ему и удалось обмануть бдительных советских пограничников) сразу же предложил Марусе ехать с ним, он был пьян, и собирался уходить, но не успел он закончить, как сидевшая рядом с ним жирная женщина с багрово-красным лицом вдруг ужасно заволновалась и завопила, причем сразу же на двух языках, русском и французском, так что понять что-либо из ее воплей было довольно сложно, отчетливо Маруся расслышала только слово "блядь", которое прозвучало несколько раз. Буров, который было, уже поднялся со своего места, снова сел.
Маруся огляделась по сторонам, повсюду на стенах просторного заводского зала были развешаны картины, сплошь состоявшие из квадратов, кружочков, треугольников, картин было так много, что все они не помещались на стенах, а штабелями лежали и стояли повсюду, в том числе и на полу, отчего порой начинало казаться, что это вовсе не картины, а специальные погрузочные поддоны, которые всегда в огромном количестве валяются в заводских цехах.
Справа от Маруси сидел толстый мужик в очках, в красной футболке и в джинсах, живот у него вываливался поверх пояса, под футболкой вырисовывалась женская грудь.
-- Ну что можно сказать? Я скажу вам прямо, что это полная хуйня, -- произнес он, видимо продолжая на время прерванный разговор, при этом его маленький затерявшийся между пухлых щек ротик как-то причудливо вытянулся,
-- Здесь в Париже все давно уже схвачено, все сферы влияния поделены. Мальчик, что у отеля стоит - и тот знает, кому в первую очередь нужно кланяться, кто ему даст больше чаевых. В мире сейчас господствуют три мафии: евреи, гомосексуалисты и правые, то есть люди, которые все делают правильно, выступают, так сказать, за добро. И с этим нужно считаться, а иначе успеха тебе не видать, будешь в говне всю жизнь. Ну конечно, если ты не гений. Ведь ты не гений, Володя? -- обратился он к сидевшему напротив него худощавому брюнету, который в ответ, смущенно, как показалось Марусе, отрицательно покачал головой.
-- Вот! И я не гений! Конечно, если ты гений, тогда тебе все по хую! -- неожиданно завершил свою тираду толстяк, которого все присутствующие за столом почему-то называли "Балда".
-- Вот Санта у нас гений! -- указал Балда Марусе на тщедушного пожилого художника в очках и с беретиком на голове, жидкие седые волосы его были собраны сзади в крысиный хвостик.
-- Вы не знакомы, кстати, это Санта Барбара. Я вам, уважаемая, настоятельно советую обратить на него внимание. Санта - это наша история! Санта, да еще Паша Китов..., -- продолжил Балда, на сей раз обращаясь уже непосредственно к Марусе. Санта Барбара закивал Марусе с кривой улыбкой.