Митины письма.
Все готовились к Новому году. Все, кроме Митина. Он не любил этот праздник за его шум, поголовное пьянство, а особенно за необходимость писать поздравительные письма. Кроме родителей нужно было поздравлять дядю Митяя из Брянска, тётю Марию из Сарапула, брата, работающего по найму в далёкой Воркуте и его бывшую жену, живущую там же. Вся работа была проделана заранее, и сегодня предстояло лишь отправить истомившиеся послания ближним и дальним родственникам. Митин стоически преодолел обычную в это время года лень, и сходил на самую почту, чтобы бросить открытки в ящик, часто проверяемый почтовыми людьми. Когда дома, снимая шубу, обнаружил в кармане только что отправленное, - даже не рассердился. Это показалось забавным. На почту не пошёл, решил обойтись ящиком, редко открываемым работниками почты (на стене супермаркета). Читая вечером Жюль Верна, Митин заметил, что в книге, вместо закладки лежит поздравление дяде Митяю, а на последней странице фотография тёти Марии в самом детском виде, с забавными стихами про Новый год на обратной стороне. Чувствуя недоброе, обшарил книжную полку, и нашёл остальное. Не хватало только тётиного. Словно понимая происходящее, несовершеннолетняя тётя смотрела со старого фото строго и выжидающе. Обыскавшись до одури, Митин торопливым почерком написал недостающее и вышел на улицу, в ночь. Звёзд было так много, что часть из них падала на землю. Митин забыл очки, поэтому шёл на ощупь, которая продолжалась целую вечность. Мокрая улица, горящие глаза неторопливых котов, сонные милиционеры с длинными хвостами дубинок, редкие пьяные прохожие. Опуская открытки в холодный ящик, не услышал звука падения. «Наверное, полный», - подумал Митин и стукнул железным забралом. От шума вспорхнула ночная птица. Ослеплённая фонарём, полетела прямо в лицо, шарахнулась и растворилась в темноте. Митин так испугался, что не помнил, как пришёл домой. Не раздеваясь, упал на диван и уснул, стараясь забыть нелепые события. Во сне Митин видел деда Мороза, который был в сильном подпитии и, пытаясь замахнуться посохом, спотыкался о длинную бороду. Утром под подушкой нашёл все свои открытки. Они были перевязаны и пронумерованы. Не теряя времени, запечатал открытки в конверты, отправил их заказными письмами, а номера квитанций вырезал ножницами и съел, так как все они оказались счастливыми. От привалившего счастья и проглоченной бумаги замутило. Присел на скамеечку, преодолевая приступы. В таком состоянии пробыл неизвестное время. Потеплело, снег превратился в грязь, с гор побежали ручьи, у населения обострились авитаминозы, задули тёплые, порывистые ветры. Неосторожно оглянулся в небо, и от глубокого синего цвета пошатнулся, перестал чувствовать законы равновесия, а увидев внизу такую же синеву, растерялся совершенно и упал в отражённые в луже облака. Нащупал дно, оттолкнулся, девятая волна подхватила и вынесла на холодный, каменистым берег. Вместе с ним из воды явились его заказные, следом и квитанции, с прямоугольными дырочками вырезанных номеров. Митин пришёл домой мокрый, усталый, горячий от температуры и переживаний. Его ждали. За столом сидел дядя Митяй со стаканом в руке и пел что-то неразборчиво грустное, на диване лежала жена брата, читала недавно пропавший томик Бредбери. Митин от неожиданности попятился, но дверь предательски скрипнула, - его заметили. Дядя перестал петь, залпом допил и крикнул: «Мальчик мой!» - обнял крепкими, пахнущими керосином, руками. - Крепись, мой дорогой. Я креплюсь,- показал на бутылку «Креплёного», - и ты крепись. Твоя тётя Мария приказала мне долго жить, а сама ушла, только её и видели. - Дядя...- начал Митин, но заплакал, потому что не любил тётю Марию, и всегда расстраивался, когда о ней говорили. Появился брат. Он был бледен, в дрожащей руке сигарета, глаза в беспорядочном движении. Когда заметил свою бывшую, небрежно лежащую на диване, его взгляд остановился. - Шлюха! - крикнул он громче, чем следовало, и стал ходить по комнате нервными, размашистыми шагами, затягиваясь потухшей сигаретой, стряхивая несуществующий пепел. - Не делай из меня комедию, - сказала жена брата, перевёртывая страницу. - Не делай из меня дурака! - закричал брат, пальцами затушил едва тлеющий окурок и ушёл, хлопнув дверью. Все вздрогнули. Через минуту дверь открылась, появилась голова в маске животного, чем-то напоминающего корову. - Му-у-у-у,- сказала голова и хихикнула. - Какой бред, - сказала жена брата, откладывая чтение. - Му-у-у-у,- снова сказала голова и зашла вся. - Тётя! - закричала бывшая жена брата, хотя ей тётя Мария никогда тётей не была. Дядя Митяй, напротив, ничуть не обрадовался: - Ты не нужна мне, старуха! - налил и выпил. Митину всё это надоело, он встал на стул и сказал: - А провалиться бы вам всем! И как только сказал, стул зашатался, из пола пошёл дым, стало казаться, что всё это сон. Лежал до тех пор, пока не понял, что сны такие не бывают. Поднялся, чтобы выгнать всех вон, но в комнате никого не было. На полу остались: стакан с остатками алкоголя, коровье лицо из папье-маше и связка писем. Митин узнал свой почерк и стал собираться. Почти вышел на улицу, но что-то смущало. Распечатал один из конвертов, и его опасения подтвердились. Под дядиным адресом лежали тётины поздравления, открытка брату начиналась словами «Милая Лялечка», а в тётином конверте находилось обращение: «Уважаемые товарищи избиратели...». Остальные письма вскрывать побоялся, вместо адреса на них его собственным почерком были написаны нехорошие слова. Скрипя зубами Митин написал новые открытки, вложил их в другие, приготовленные к дню Победы конверты, но выйти не смог, так как дверь была припёрта чем-то снаружи и не открывалась. Тогда он, как разбойник, вылез в окно, благо рядом на стене располагалась пожарная лестница. На улице по-прежнему была ночь: мокрая улица, горящие глаза милиционеров, неторопливые прохожие с длинными хвостами, редкие пьяные коты. Дойдя до почтового ящика, Митин обнял его и прижался горячей головой к металлической крышке. Достал, пересчитал, и не нашёл куда! Щель для писем отсутствовала. Митин удивился, потом обиделся, потом стукнул, стукнул прямо по наглой железной морде. Ещё, и ещё, и ещё раз. Плохо закреплённая конструкция упала на землю, не предназначенное для ударов непрочное дно отскочило, и вся дорога оказалась усеяна разноцветными листьями не отправленной корреспонденции. Митин стал собирать, и оказалось, что они все адресованы ему. Он насчитал 30 от дяди, 18 от тёти, 13 от брата, и 10 от какого-то Егора Ивановича. Жена брата не прислала ни одного. - Шлюха! - выругался Митин, и бросил собранное обратно на землю... В его комнате горел свет, из распахнутого окна торчала живая коровья голова. Ещё был слышен громкий разговор ссорящихся людей. Митин развернулся и долго шёл вдоль длинного жилого дома, который население называло «корабль» (за маленькие окна, больше похожие на иллюминаторы, чем на окна). Потом свернул на незнакомую улицу, и продолжал идти, не останавливаясь, не запоминая дорогу. Иногда из форточек первых этажей высовывался дядя Митяй. Он что-то кричал, размахивая листочками, и, оставаясь сзади, пропадал, чтобы снова появиться в следующем окне... Утром, где-то на окраине города, обнявшись, шли Жуль с Верном и их случайный товарищ - Бредбери. Они пытались петь, что-то пили из больших бутылок, иногда разговаривали на иностранных языках. Один из них был Митин.