— Товарищи, да вы только послушайте! От Михаила Ивановича нам всем поклон.
Так-то сказал — ну и зашумели! Не слышно, что говорит Венедикт. А он и не говорит — стоит на трибуне да вместе со всеми в ладоши бьет. Славка тоже. Аксютку просят на сцену с письмом.
— Читай! — кричат.
Аксютка даже своим глазам не верит. Раз просят, надо читать. А в письме все просто, все ясно. И о золотом ключе, будто к слову, было упомянуто. В просьбе Аксютке не отказано, но указано: что, мол, такой дорогой ключ, каким владеет Венедикт Обручев, из платины не отлить, не отковать из красного золота. Дала этот ключ к счастью каждому человеку партия коммунистов. У кого этот ключ, тому всякое дело по плечу.
Вскорости и у Славки с Аксюткой вся работа пошла не по-старому, не по-прежнему. Нашли и они свой золотой ключ.
Голубой мотылек
Люби труд смолоду, красоту мастерства с детства. Все, что отцы-матери за свой век нажили, останется тебе в наследство.
Живут-поживают в нашем городе брат с сестрой: Коля да Сима. У Коли глаза серые, у Симы — тоже, но у нее веснух вокруг носа побольше. Зато у Коли на маковке вихор кисточкой, а у Симы такого вихра нет, у нее волосы золотистые, кудрявые. Брат школу начальную закончил, а сестрица только начала.
Бывало, похвалит отец Колю за хорошее ученье — Вихорек так весь и расцветет. Вихорьком-то его сам отец прозвал. А когда школьником был, учитель велит что-нибудь срисовать — цветок или пташицу, — тут уж Вихорек не уступит никому.
В поле, в лес ли пойдут — у Коли каждой птице свое имя, каждому цветку свое прозванье.
Когда отец-то еще дома был, часто тешил Колю всякими рассказами, но больше о фабрике, о своей работе.
Обнимет сына за плечи, к груди прижмет:
— К нам бы тебя, Николашка, на фабрику… ну, хоть бы в печатную ко мне. Эх, и чудеса там у нас! А если бы ты к Проклычу попал — кажется, никогда бы и не ушел из его терема.
Глаза у самого разгорятся, и начнет сказывать так-то складно, приманчиво:
— Есть у Астафия Проклыча кисть-самопись. Уж такая ли кисть, только за нее возьмись — среди зимы зацветут лазоревые цветы, защебечут щеглы, дрозды, малиновки, засвищут соловьи, зазвенят синицы — птички красноперые, сизокрылые, запорхают с ветки на ветку.
А стоит Проклычу не полениться — слетятся к нему даже заморские птицы.
Такая кисть волшебница: за стеной метелица поет, вдоль по улице снег пушистый стелется, а перед тобой весна красна. Сама пришла, охапку цветов принесла, выпустила из широкого рукава птиц вереницы, разбросала по небу. А цветы… Что только за цветы! Не вянут, не блекнут ни в жару, ни в стужу.
Золотые колокольцы, ромашки — белые рубашки, косоногий горох перевалится через порог, подсолнечник в широкой, как решето, шляпе, мак-чистяк в красной панамке. Много их!
Явится всяк лесной и полевой житель — над всеми Проклыч хозяин и первый их любезный друг. Мотыльки со всей округи — его верные помощнички.
Эх, и кисть-самопись! Только дотронься до нее — явятся чудеса, разбегутся глаза.
Когда отдыхает Проклыч, стережет ту кисточку сторож — невеличка девушка-черноглазка. Скромница. Разговаривает только с одним Проклычем. Много у них секретов разных. Живет она в веселом теремке — расписные стены, белые мраморные ступени.
Вот, Коленька, тебя бы туда сводить, показать бы тебе ту кисточку. Ежели бы ты подружился с ней, тоже стал бы над цветами и птицами повелителем. Расти скорей да за дело берись смелей!
Страсть как захотелось сыну побывать в том чудесном углу у Проклыча. Отец все обещал да обещал, а тут вскоре, всему народу на беду, пришла война к каждому под окно.
Так и не потешил отец своего вихрастого. Уходил на войну — наказывал давнему фабричному приятелю Проклычу:
— Коль не свидимся больше, не оставь моего мальчонка! Больно он большой охотник до красок. Вырастет — не лишним будет на нашей фабрике…
А сыну говорил:
— Мать слушай, не балуй без меня. Подрастешь, подучишься — ступай к дяде Проклычу. Слушайся его, как отца родного. Сестренку не обижай — она поменьше тебя. А главное, береги кафтан снову, а честь смолоду: ни в большом, ни в малом не покриви душой. Живи так, чтобы добрые люди за твою работу похвалили тебя.
Улыбался отец, прощаючись с семьей, а вышел за порог — смахнул варежкой слезу…
Ушел отец и не вернулся.
Нету отца. Горько горевали дети о своем родителе. У того родимый пришел, к другому вернулся, а им ждать некого. Как не взгрустнуть! Папа-то заботливый был, хороший. Придет, бывало, с работы, приласкает обоих, на ноге Симу покачает. Коля как вспомнит — украдкой слезу утрет. А вспоминал часто.