А теперь что? Пока не начался поход, люди просто звереют от скуки. Так что, о ссоре моряка и таманца завтра не будут знать только глухие. То что один из них хорошо стреляет, причем на такие дистанции, что местным стрелкам и не снились, многим хорошо известно. И вот как теперь господина хорунжего на тот свет отправлять? Его там вообще-то черти заждались и подельникам без него скучно…
Занятый такими мрачными мыслями, Будищев машинально стащил с ног сапоги, надетые по случаю гулянки у Левеншетрна, и скинул китель, После чего растянулся на своем тюфяке и, взведя по привычке курок у «Смит-Вессона», неожиданно быстро уснул.
- Граф, вставай, - выдернул его из сонного забытья встревоженный голос Шматова.
- Не вставай, а вставайте, - зевнул он, переворачиваясь на другой бок.
- К табе посыльный пришел из штабу!
- Не к «табе», а к вам, - отозвался Дмитрий, пытаясь натянуть на глаза шинель, заменявшую ему в холодные ночи в пустыне одеяло.
- Да на хрена он нам нужен! – рассвирепел обычно кроткий Федор и решительно дернул своего «барина» за торчащую из-под шинели босую ногу. – Людским языком табе сказано, пришел посыльный! Скобелев требует!
- Бррр, - удивленно потряс головой кондуктор. – А зачем?
- А вот не доложили мне, - огрызнулся денщик.
- Ладно, - подскочил уже совершенно проснувшийся Будищев. – Умыться есть из чего?
- И умыться есть, и побриться, а чаю попьешь, когда вернешься от генерала.
- А если он меня пошлет, куда Макар телят не гонял?
- Значит, не попьешь.
- Дай хоть просто холодной воды, а то в горле пересохло…
- Пить надо меньше.
- Федя, блин!
- Я уже двадцать пятый год как Федя, - буркнул в ответ Шматов, подавая стакан воды перемешанной с клюквенным экстрактом.
В штабной кибитке его, помимо мрачного как черт Скобелева, ждали командир таманцев полковник Арцишевский и начальствовавший над моряками лейтенант Шеман. Стало ясно, что речь пойдет о вчерашнем инциденте и ничего хорошего от этого разговора ожидать не приходилось.
- Здравия желаю Вашему Превосходительству! – со всем возможным почтением поприветствовал генерала Будищев.
- Нет, вы только на него полюбуйтесь, - ухмыльнулся командующий. – Хорош, нечего сказать!
- Покорнейше благодарю!
- Будищев, не юродствуйте! Любого другого унтер-офицера за подобный фокус ожидало бы разжалование. Но вы известный изобретатель, можно сказать ученый, и… да к черту ваше изобретательство! Если бы, я не чувствовал себя обязанным за спасение Студитского, вы сегодня же встали бы в строй рядовым, и, смею заверить, никакие высокопоставленные особы не защитили бы вас!
- Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, уж не идет ли речь о нашей размолвке с хорунжим Бриллингом?
- Размолвке? Нет, каково?! Да будь вы офицером, такую размолвку можно было бы разрешить только у барьера!
- А доложили ли вашему превосходительству, из-за чего произошел этот инцидент?
- Да какое это имеет значение?!
- Ну, если честь дочери военного министра не имеет значения…
- Молчать! – рявкнул раздосадованный наглыми возражениями кондуктора Скобелев, но тут же осекся и, настороженно глядя на Дмитрия, спросил: - А при чем здесь графиня Милютина?
- Значит, не доложили, - бесстрастно пожал плечами Будищев.
- Говорите!
- Как прикажете. Так вот, их благородие хорунжий Бриллинг, рассказывая о своем успехе у дам, упомянул, что сюда в качестве сестры милосердия направляется его давняя любовница, у которой высокопоставленный отец и титул. И что именно их связь и была причиной его перевода из гвардии.
- Что прямо так и сказал? – хмыкнул Скобелев и вопросительно обвел глазами присутствующих.
Арцишевский в ответ только пожал плечами, дескать, не знаю, а вот присутствовавший на гулянке Шеман, утвердительно кивнул.
- И что? Нет, он, конечно, свинья, но…
- Ваше превосходительство, так уж случилось, что большую часть пути из Петербурга я провел рядом с графиней Елизаветой Дмитриевной. Скажу больше, я имел честь оказать ее сиятельству некоторые услуги.
- Это все, разумеется, прекрасно, но неужели вы всерьез думаете, что Бриллинг говорил о графине Милютиной?
- Я понятия не имею, о ком говорил хорунжий. Но много ли среди здешних сестер милосердия имеют одновременно и титул, и высокопоставленного отца, способного запросто выкинуть офицера из гвардии?
- А ведь верно! – крутнул головой полковник и, стащив с головы лохматую кавказскую папаху, вытер лысину платком.
- И я совсем не уверен, что его высокопревосходительству понравится, что ваши подчиненные полощут имя его дочери, - поспешил добавить Дмитрий, но тут же нарвался на яростный взгляд Скобелева.