— Ой, — чертыхнулся про себя Шматов. — Граф, это прозвище, а фамилие его, Будищев.
— Дмитрий Николаевич? — изумился татарин.
— Ага. Митька… в смысле, Дмитрий.
— Эх ты, валенки! — покачал головой дворник и, отставив в сторону лопату, велел: — Ступай за мной, провожу.
Поднявшись на второй этаж, провожатый скинул варежку и ткнул заросший рыжими волосами палец в какую-то диковинную кнопку на стене. Раздалась резкая трель, отчего Федька вздрогнул и едва удержался от желания перекреститься. Обитая коричневой кожей дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась какая-то очень красивая барышня.
— Что случилось, Ахмет?
— Да вот, Степанида Филипповна, человек господина Будищева спрашивает.
— Доброго здоровичка, — поклонился Федор, стянув с головы треух.
— Здравствуйте. Только Дмитрия Николаевича теперь нет.
— Вот незадача, — огорчился Шматов. — А скоро ли будет?
— Не знаю. А вы по какому делу?
— Да повидаться хотел…
— Вы знакомы?
— Стеша, кто там? — спросила барышню подошедшая из глубины квартиры дама, и, выглянув наружу, удивленно воскликнула: — Федя?
— Госпожа Берг, — расплылся в счастливой улыбке парень. — Так точно, я это.
— Вы его знаете? — уточнил всё ещё сомневающийся дворник.
— Ну, конечно! Это же Федя Шматов. Они вместе с Дмитрием Николаевичем служили в Болховском полку. Феденька, заходи! Только валенки свои отряхни веником, пожалуйста.
Заявившийся примерно через час Будищев, казалось, совсем не удивился появлению армейского приятеля.
— Здорово, дружище! — весело воскликнул он, крепко обнимая Федьку. — Ну что, не замордовали тебя на службе?
— Не-а, — улыбнулся во весь рот Шматов. — В Болгарии хорошо было, а как нас в Рассею вернули, так и срок мой вышел. Демобилизовали.
— Добро, коли так, — усмехнулся Дмитрий и обернувшись к своим женщинам спросил: — Красавицы, вы нас кормить сегодня будете? А то я устал как чёрт, да и замерз к тому же.
Напоминание, впрочем, оказалось излишним, поскольку Геся и Стеша уже суетились, накрывая круглый стол посреди гостиной. Завидев супницу, из которой доносился аромат щей, фаянсовые миски и мельхиоровые столовые приборы, Федька оробел и не знал, куда себя девать. Но гостеприимный хозяин, не обращая внимания на его стеснение, усадил однополчанина рядом с собой и тут же наполнил хрустальные рюмки водкой из запотевшего графинчика.
— Давайте, за встречу!
Все кроме Степаниды и Семёна, которым выпивка не полагалась по малолетству, дружно выпили.
— Хороша! — крякнул Будищев, и, заметив выразительный взгляд Геси, с хитрой улыбкой добавил, — особенно с мороза.
— Это верно, — поддакнул порозовевший Шматов.
— Кушайте, пожалуйста, — налила ему полную тарелку Стеша и, вернув половник в супницу, присела рядом с усилено работающим ложкой мальчишкой.
— Благодарствуйте, хозяюшка, — отозвался парень и принялся за еду.
Поскольку в доме Будищева все работали, приготовление пищи лежало на прислуге — улыбчивой вдове лет сорока пяти по имени Авдотья. Официально она числилась кухаркой, но вдобавок к заботам на кухне, закупала продукты, убиралась в доме и вообще вела хозяйство. Иногда ей помогала Степанида, да и Гедвига Генриховна, бывало, баловала своих домашних тельной закуской из сельди или запеканкой [18], но в основном та прекрасно справлялась сама, тем более что её хозяева были людьми непривередливыми.
— Знаменитые щи! Наваристые, — похвалил Федька с блаженной улыбкой.
— Это ты ещё солянки в исполнении нашей поварихи не пробовал, — заметил Дмитрий и пододвинул к приятелю рюмку, — давай, вздрогнем, и расскажешь, как там наши?
— Слава Богу, все живы, — начал обстоятельный рассказ Шматов. — Северьян Галеев на сверхсрочную остался, сказывали, уже в фельдфебели метит. Как чувствовал, что мы встретимся, велел кланяться. Степка Егоров, что артельщиком был, как и я демобилизовался. Говорил, трактир откроет.
— Этот сможет. А офицеры?
— По-разному. Их благородие господина Гаупта перевели в штаб, Михау тоже куда-то черт унёс. А вот Всеволод Михайлович служат ещё.
— Это ты про Гаршина, что ли? [19]
— Ага. Хороший офицер, с понятием. А вот господин Малышев в отставку подали.
— Понятно. А теперь расскажи, где ты шарахался до сих пор?
— Так домой в деревню отправился.
— И что там?
— Худо, — не стал скрывать Фёдор. — Мамка ещё прошлой зимой померла. Один я остался. Избенка без пригляду совсем худая стала, скотину мир разобрал, так что хозяйства почитай, что и нету. Я сперва на заработки подался в Рыбинск. А уж там барчука нашего встретил.