— Это все, разумеется, прекрасно, но неужели вы всерьез думаете, что Бриллинг говорил о графине Милютиной?
— Я понятия не имею, о ком говорил хорунжий. Но много ли среди здешних сестер милосердия имеют одновременно и титул, и высокопоставленного отца, способного запросто выкинуть офицера из гвардии?
— А ведь верно! — крутнул головой полковник и, стащив с головы лохматую кавказскую папаху, вытер лысину платком.
— И я совсем не уверен, что его высокопревосходительству понравится, что ваши подчиненные полощут имя его дочери, — поспешил добавить Дмитрий, но тут же нарвался на яростный взгляд Скобелева.
— Благодарю за заботу, кондуктор, но побеспокойтесь лучше о себе!
— Так точно! — вытянулся тот, сообразив, что перегнул палку.
— Выйдите и подождите снаружи, — велел генерал и, дождавшись, когда Будищев покинет кибитку, обратился к офицерам: — Что скажете, господа?
— Трудно сказать что-либо определенное, — осторожно начал первым, как самый младший в чине, Шеман. — Но в одном наш изобретатель прав. Даже если Бриллинг выдумал все от начала до конца, в героине его басни все равно узнают графиню Милютину. И, смею утверждать, ничего хорошего из этого не выйдет.
— А вы думаете, хорунжий мог это все выдумать?
— Я так кажу, — пробасил Арцышевский, в голосе которого от волнения прорезался малороссийский выговор. — Як офицер, Бриллинг справный, а як людына — дуже поганый! Колы бы не связи, так его в адъютанты ни в жизнь бы не взяв. А шо до их ссоры, то нехай уси пропануют, шо воны просто поцапалысь, а ни якой дочцы министра зосим не було! А шобы люди не думали дурного, то нехай возьмут по пистолю, та и прострелят друг дружке головы.
— Дуэль?
— А шо? Усим только краще будет.
— Осмелюсь доложить, — вмешался Шеман, — что Будищев не дворянин и не офицер. Так что дуэль между ним и Бриллингом невозможна. К тому же мне приходилось видеть, как он стреляет. Это будет просто убийство.
— Ну, положим, хорунжий тоже не за печкой уродился, не говоря уж о том, что он, как оскорбленная сторона, имеет право на выбор оружия. Выберет шашку и дело с концом. Хотя, кто, говорите, по происхождению ваш кондуктор?
— Вообще из крестьян Ярославской губернии. Однако, будучи в Петербурге, вступил сначала в мещанское сословие, а потом и в купеческое. Ну и судя по участию в его судьбе графини Блудовой, он все-таки бастард ее брата.
— Нет-нет, этого только не хватало. Дуэль офицера с купцом… какая нелепость.
— Та и тьфу на их, — хитро усмехнулся Арцишевский. — Пес колы не бачит, то вин и не гавкает. Развести хлопчиков подалее друг от друга и пусть служат. А после войны нехай хочь рубятся, хочь стреляются, хочь на кулачки бьются. Наше дело сторона.
— А вот это дельно. Как вам наверняка известно, господа, нам в самом скором времени предстоит рекогносцировка. Лазутчики доложили, что Махмуд-кули-хан намеревается напасть на аулы здешних йомудов, чтобы наказать их за нежелание воевать с нами. Вот пойдем и переговорим с текинцами накоротке. Я намерен взять с собой половину ваших митральез, лейтенант. Так что распорядитесь, чтобы с ними отправился наш кондуктор. Пусть опробует свое изобретение в настоящем деле.
— Есть!
— А вы, полковник, отправьте своего подопечного с полусотней казаков в Михайловское укрепление. Так сказать, на усиление.
— Слушаюсь.
— Только строго-настрого предупредить обоих, чтобы больше по-пьяному языками не трепали!
Наконец-то поход! — разнеслось по русскому лагерю в Бами. Наконец-то настоящее дело, ради которого тысячи людей, оторванных от своих семей и привычных занятий, собрались на краю земли. Хотя последнее относится только к солдатам, а для офицеров нет и не может быть иной доли, кроме военной. А потому каждый из них всеми силами души рвется в бой. Там в грохоте и пламени сражений найдет он свое счастье — новый чин или орден с мечами, прямо указывающими, что получен оный не за пропахшую нафталином безупречную службу, а за настоящее геройство!
Ну, а уж коли суждено быть раненым или, паче того, убитым… что же, пуля виноватого найдет! Именно так и говорят эти склонные к фатализму суровые служители Марса. Если же рана кажется не смертельной, то упоминание о ней выгодно украсит формуляр выжившего, а уж коли совсем не повезет… что же, одной скромной офицерской могилкой на чужбине станет больше. Выпьют за павшего товарища его друзья, всплакнут, быть может, о потере родные, да горько завоет маркитант, узнав, что некому будет отдать долг за выпитое и съеденное!
Но это все потом, а теперь надо приготовиться к походу. Получить патроны, припасы для солдат, фураж для лошадей и верблюдов и все это быстро, ибо всем известен крутой нрав Белого генерала!