Генерал-адъютант Скобелев со своим штабом располагался в большой кибитке, разбитой в центре лагеря. От жилищ большинства штаб- и обер-офицеров она отличалась лишь размерами и караулом из осетинского горского дивизиона. Командовавший караулом урядник Абадзиев хорошо знал Студитского и потому пропустил без проволочек.
– У меня к тебе дело, – без обиняков начал генерал, заметив давнего приятеля.
– Рад быть полезен вашему превосходительству…
– Оставь эти церемонии, не до них теперь.
– Слушаюсь.
– Ты слышал о недавнем нападении на курьеров?
– Третьего дня у Бендессенского перевала?
– Именно.
– Да. Кажется, там погиб казак, а сопровождавшие его джигиты сумели ускакать.
– Все так, но есть некоторые сомнения в правдивости показаний этих самых джигитов.
– Чем я могу помочь?
– Нужно провести вскрытие и извлечь пулю из покойного казака. Полагаю, ты сможешь определить, с какого расстояния и из какого оружия она выпущена?
– Думаю, да.
– Отлично. Из Бами в Ходжам-Калу завтра выступает рота Самурского полка. Поедешь с ними.
– С пехотой! – наморщил нос Студитский. – Эдак мы неделю добираться будем.
– Зато целы останетесь, – парировал генерал.
– Нельзя ли с казаками?
– Да ты ведь непременно встрянешь в какую-нибудь авантюру.
– Помилуй, Михаил Дмитриевич! Какая же там может статься авантюра? Если на казака напали текинцы, их уже и след простыл, а если подозрения в адрес джигитов не беспочвенны, так их там и вовсе не было! Ей-богу, дай мне несколько казаков, и тогда я за день обернусь туда и назад с результатами вскрытия.
– Ты уверен?
– Ручаюсь тебе.
– Ну, хорошо, я прикажу послать с тобой конных охотников.
Охотниками оказались десять казаков Таманского полка во главе с урядником бароном фон Левенштерном. Последний был личностью весьма примечательной, чтобы не сказать анекдотической. Богатый помещик родом из Курляндии, он получил прекрасное образование в Геттингенском университете. Единственным его изъяном являлось плохое знание русской словесности вообще и речи в частности. К несчастью, экзамен на офицерский чин в Российской императорской армии следовало сдавать именно по-русски, а потому барон до сих пор числился в нижних чинах. Между тем он успел поучаствовать в войне на Балканах, сумел отличиться в боях, но заветных эполет так и не добился. Употреби он половину приложенных им усилий на изучение языка Пушкина и Лермонтова, он давно бы стал офицером, но барон, помимо всего прочего, «славился» своим совершенно ослиным упрямством.
Единственными людьми, достойными уважения, в его понимании считались немцы, причем не все подряд, а имевшие перед своей фамилией приставку фон, а еще лучше титул барона или графа. В общем, изучать речь восточных варваров он полагал ниже своего достоинства и продолжал тянуть лямку. При всем при этом германском снобизме Левенштерн являлся в сущности славным малым и хорошим товарищем. Во всяком случае, многие из близко знавших его офицеров отзывались о нем именно так.
Еще одним участником экспедиции неожиданно оказался моряк по фамилии Будищев, носивший непривычное для пехоты звание кондуктор. Каким образом его занесло в самое сердце пустыни, никто достоверно не знал. Ходили лишь слухи, что он приписан к морской батарее, но последняя вроде бы только что прибыла в Чигишляр и лишь готовилась к переходу в Бами. Как и барон, он в качестве нижнего чина участвовал в русско-турецкой войне, о чем свидетельствовали медаль и полный георгиевский бант на его груди. И, по всей видимости, так же как фон Левенштерн, участвовал в походе в надежде стать офицером.
Некоторое время они все же двигались вместе с самурцами, но вскоре доктору это наскучило, и он предложил ускорить аллюр, оставив пехоту позади.
– Карошо, – безбожно коверкая русские слова, прокаркал барон. – Так будет быстрей!
– Фиговая идея, – мрачно отозвался моряк, но уточнять ничего не стал.
– Если боитесь, можете оставаться, – отрывисто бросил Студитский, но кондуктор и не подумал обижаться.
Достав из футляра непривычного вида винтовку, Будищев зарядил ее, затем перебросил ремень через плечо и пришпорил коня. Держался в седле он, надо сказать, весьма неважно, особенно на фоне казаков или барона, но это его ни капельки не смущало.
Следом за маленьким отрядом охотников прибавили ходу еще два человека, считавшиеся вольнонаемными. Латыш Ян Зандерс – слуга фон Левенштерна, бывший постоянным спутником своего хозяина в его странствованиях и военных авантюрах, и отставной солдат Федор Шматов, служивший в том же качестве у Будищева. Однако если у богатого немецкого барона наличие прислуги считалось делом само собой разумеющимся, то как себе это мог позволить простой кондуктор, было решительно непонятно. К тому же Шматов частенько называл своего хозяина графом, что добавляло их странной парочке легкий флёр таинственности.