Дмитрий давно заприметил вражеского предводителя, благо рядом с тем постоянно крутились его нукеры, один из которых держал в руках длинную пику с бунчуком. Расстояние, правда, было великовато даже для его винтовки, но отчего бы не попробовать? Поймав перевернутое изображение бека в оптику, он на мгновение задержал дыхание и легонько нажал на спуск. Привычно бухнул выстрел, но в этот момент один из телохранителей, постоянно горячивший своего коня, оказался на линии огня и поймал пулю, предназначенную для другого.
– И чего тебе смирно не стоялось, – буркнул кондуктор, перезаряжая оружие.
Судя по всему, текинцы посчитали гибель товарища случайной и не тронулись с места. Наоборот, бек приосанился и принялся размахивать камчой, на что-то указывая своим подчиненным. Дмитрий видел в прицел, как он кричит, разевая заросший черной бородой рот, но, разумеется, ничего не слышал.
– Никуда не уходи, я сейчас, – прошептал Будищев и снова спустил курок.
На этот раз прицел оказался верен, и разодетый текинец сначала дернулся, а затем медленно сполз с седла на песчаную землю. Переполошившиеся спутники бросились к нему, пытаясь понять, жив тот или мертв, и пока они это выясняли, моряк успел еще несколько раз выстрелить.
– Так их! – азартно воскликнул Шматов. – Уже пятеро, я в биноклю все вижу…
– Я тебе дам биноклю! – вызверился на него приятель. – Заряди револьверы и прикрывай меня, а не то не ровён час подберутся… демоны!
– Я и то, смотрю, – с легким сожалением отозвался бывший ефрейтор, поправляя на всякий случай кобуру с «галаном» на поясе.
Федор не знал толком, кто такой «второй номер» и в чем заключаются его обязанности, но ему ужасно нравилось, когда Будищев так его называл. Они не раз уже ходили вдвоем на подобную охоту за вражескими наездниками. Тогда ему приходилось подолгу разглядывать в бинокль окрестности, выискивая ориентиры и тренируясь определять расстояние, а потом Дмитрий по его наводке без промаха бил по текинцам с предельной дистанции.
Но сегодня все происходило по-другому. Нукеры павшего бека, кажется, сообразили, что их внаглую расстреливает какой-то русский, и наконец-то убрались с холма. Затем весть о гибели предводителя разнеслась по всему отряду, заставив на время прекратить бой.
В какой-то момент казалось даже, что обескураженные текинцы уйдут прочь, оставив своего противника в покое, но не тут-то было.
Краткое замешательство туркмен прекратилось так же быстро, как и началось, а затем сражение закипело с новой силой. Раздосадованные смертью вожака, они двинулись вперед, твердо намереваясь отомстить гяурам за нее, невзирая на потери. Если жители пустынь и уступали русским в организованности и дисциплине, то никто не мог упрекнуть их в отсутствии храбрости! Крича «Алла», потрясая саблями и стреляя из винтовок, текинцы лезли и лезли вперед, отчего казалось, что они вот-вот сомнут своего противника.
В отличие от них, казаки во главе с немцем-урядником дрались молча, лишь иногда подбадривая друг друга короткими фразами. Единственным исключением в этом оказался доктор Студитский. Каждый свой выстрел он предварял крепким словцом, а уж если прицел оказывался верным, то следовала такая восторженная рулада из отборного русского мата, что даже бывалые казаки только головами крутили от изумления.
– Вашбродь, – не выдержал один из таманцев с басоном приказного[2] на погоне, – статочное ли дело эдак в бою ругаться?
– Ничего, братец, – весело откликнулся врач, едва не захлопав в ладоши, видя, что в очередной раз попал, завопил: – Так тебе, сукину сыну, мать-перемать!
– И впрямь, чего сквернословить? – недовольно буркнул Федор, услышав последний перл. – Смертушка ведь совсем рядом ходит, не ровён час услышит.
– Не отвлекайся, – раздраженно бросил Дмитрий, передавая ему разряженный револьвер и стреляя тем временем из второго.
Эту атаку им, хоть и с большим трудом, все же удалось отбить. Очевидно, что у текинцев тоже нашелся свой предел прочности, и сегодня у русских он оказался выше. И хотя отошедшие назад туркмены продолжили обстрел, это все-таки была передышка. Между тем горячее среднеазиатское солнце поднималось все выше, безжалостно нагревая своими жаркими лучами землю и в особенности камни, за которыми засели охотники.