Я в сопровождении Марика и Юрика отправился в городскую лавку, где продавались краски и кисти. Город Польск был точной копией Чертера, те же узкие и кривые улочки, та же главная площадь, аналогичная крепостная стена, окружающая город, только ворот ведущих в город было трое. Торга было два - один в городе, а второй стихийный за городом, возле которого и устроились артисты.
Ну что сказать, местная лавка, это вам не торговый центр. Привязанный к потолку у входной двери колокольчик известил лавочника о новых посетителях, и мы прошли в тесный зал. Лавка представляла собой длинный прилавок и стеллажи за ним. Выбор красок не большой, только основные и блеклые. Но будем брать, что есть, попробую смешать на палитре. Покупка краски и кистей обошлась нам в один серебряный.
- Боромот нас убьет, - озвучил общую мысль Марик.
Вернувшись из города и осмотрев фронт работы - четыре фургона, я засучив рукава приступил, нет не к творчеству, сначала к очистке деревянных каркасов от старой выцветшей краски. Мне повезло Боромот, чтобы ускорить процесс выделил мне в помощь четырёх человек, братьев, Гараса и Грету. С утра я сделал наметки, а к вечеру первый фургон был готов. Начал я, как не трудно догадаться с Боромота, изобразил его в полный рост в нарядном костюме, указывающем рукой в приглашающем жесте на нарядный шатёр, минимум гротеска и больше приукрашивания. На этом же фургоне с другой стороны изобразил всех артистов труппы в полный рост, держащихся за руки и улыбающихся зрителям. На первый фургон ушла почти вся цветная краска, но результат того стоил, он намного превзошел ожидания труппы, что потешило моё тщеславие. Всё-таки художественная школа нашего мира не шла ни в какое сравнение с потугами местных ваятелей. Артисты уже несколько минут стояли в рядочек, как и на изображении и рассматривали свои "копии".
- Здорово! Очень красиво! Ой, как на меня похоже! - вздыхали они.
- Да, господин Вик, как удачно сломался наш фургон, - сказала Рита.
- Вы самый лучший художник, какого я когда-либо встречал, - подытожил Боромот, изучая своё изображение на другой стороне фургона.
Остальными тремя фургонами я занимался ещё два дня. На них я изобразил, как и задумывалось, портреты артистов, выполненные в гротескной форме в черных и красных цветах. Занимаясь своей работой я так и не увидел первые представления труппы. Удалось заглянуть в мир здешнего театра только на четвертый день. Ну что сказать, так себе, детский утренник в таком же саду. Актеры были неестественны, сюжет пьесы неинтересным, наряды и декорации никакие. Видимо местные считали также, поскольку шатер был заполнен только на треть.
Вечером за ужином стояла гнетущая тишина, все были подавлены. Мы сидели в шатре за установленным там столом с канделябрами и вяло ковырялись в тарелках.
- Ужасный город, с такими же жителями, - глубокомысленно заявил Боромот и продолжил, - за четыре дня всего два серебряных. Жлобы! А ты целый серебряный потратил на какие-то там краски! - попенял он мне.
- Вам же понравилось, - опешил я от такого наезда.
- Дело в том, что денег мало, жители Польска оказались невежественными и не ценящими высокое искусство! - в конце Боромот сорвался на крик, - поэтому мы, к сожалению, не сможем тебе заплатить.
"Вот жлоб", - подумал я и стал обдумывать варианты мести.
- Кроме того, - продолжал Боромот осмотрев по очереди лица артистов, - придется снизить всем жалование.
По шатру пронесся шум вздохов, скрежетания зубов и чье-то:
- Да как ты смеешь! Мы и так ничего не получаем!
- Временно! - перебил всех глава труппы, - Вот доберемся до княжества Козельского, там народ побогаче и лучше чувствует театральное искусство.
- В ваш театр и в Козельске никто не придет, - со злости бросил я и лично Боромоту, - ваши пьесы дерьмо!
- Ах ты щенок! - прорычал Боромот и начал вставать.
- Я ухожу из труппы! - вдруг выкрикнул Валетон поднимаясь, - Вик прав, твои пьесы дерьмо!
Все остальные артисты зашептались, Боромот в нерешительности застыл в причудливой позе взирая на Валетона, а затем уселся на место и со злостью выплюнул:
- Валите куда хотите! Зимой с голоду все подохните!
- Вик, а ты смог бы написать пьесу? - вдруг спросила Матильда изучающе рассматривая меня.
- Я по-вашему писать не умею, - буркнул я.
Боромот заржал:
- Наглый щенок и неуч!
- Зато людей не обманываю, - вернул я ему любезность.
- Это кого я обманул?! - возмутился он.
- Меня, например, - ответил я.
- А я тебе ничего не обещал, щенок!
- Еще раз меня щенком назовёшь, и я тебе яйца отрежу, - спокойно сказал я, отрезая ножом кусок хлеба.
За столом повисла тишина, видимо все обдумывали шансы выполнения озвученной мною угрозы. Разумеется, ничего бы я ему не отрезал, просто прирезал бы, да ушел, достал меня этот боров. У меня и так нервы не железные, а он целый рамштайн на них сыграл. Видимо что-то отразилось на моём лице, либо на него причудливо упал свет от канделябров, но Боромот пошел на примирение.
- Ладно, поругались и хватит, - сказал он, - я не говорил тебе, что не заплачу за работу, я сказал, что сейчас денег нет, а это разные вещи. Как заработаем, так и отдам.
- Я конечно не театрал, - пошел и я на попятную, - но думаю ваши пьесы не так уж и плохи, их только нужно слегка доработать, осовременить, что ли.
Все задумались, даже Валетон уселся на место.
- И как ты это хочешь сделать? - нарушил молчание Боротон.
- Есть задумки, - ответил я и улыбнулся.
* * *
Вдвоем с Боротоном, в его фургоне мы досидели до середины ночи. Результатом нашего совместного творчества была адаптированная к здешним реалиям пьеса "Ромео и Джульетта", разумеется в прозе, из всего Шекспира я помнил только несколько фраз: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромэо и Джульетте", "Быть или не быть - вот в чем вопрос", "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам", "Прогнило что-то в Датском королевстве" и "О женщины, вам имя вероломство". Последняя из фраз Боротону особенно пришлась по душе.
На следующий день состоялась первая репетиция новой пьесы. Самыми довольными доставшимися им ролями были Алина и Леон. Кстати, новая роль Алины заставила её взгляд обращенный в мою сторону потеплеть.
- Для тебя у меня есть отдельная пьеса, - обнадежил я расстроенную Матильду, имея в виду "Макбет".
Аншлаги были на второе и последующие представления новой пьесы "Ромос и Джулия". Думаю, успех стал возможен не только из-за великолепного сюжета великого автора, но и вследствие того, что я принимал деятельное участие в репетициях спектакля, давая советы актерам, продиктованные моей памятью. Самомнение конечно, но кто из нас без греха?
Прослышав об новинке в театральном мире, в нашем шатре стали появляться богатые и знатные люди города, а за ними потянулись и все остальные. После спектаклей народ не расходился, долго аплодировал и вызывал на бис главных героев. Представители местного мужского населения соревнуясь подарками добивались благосклонности Алины, а кое-кто и Леона.
Артисты были счастливы, что им не урезали жалованье, а также успеху и бурным аплодисментам восторженной публики. Боромот радостно подсчитывал прибыль, а я с помощью Матильды учился читать и писать. Через неделю труппа начала репетировать "Макбет", я если честно сомневался в разумности постановки этой пьесы, но Матильда с Боромотом меня переубедили.
- Там же князя убивает не простая крестьянка, - заявила Матильда, - а я хочу сыграть лэру-злодейку.
Ну ладно, им виднее, если что, я то успею сбежать. За эти дни я уже прикупил себе плащ, новую одежду и доспехи, последнее вызвало удивление у членов труппы, разумеется они уже видели мою шашку и даже тренировки с нею, но здесь многие мужчины носили оружие и умели им владеть, а вот доспехи могли позволить себе только богатые люди и воины.