Этот акт благожелательности и другие ему подобные, рассказы о которых передавались из уст в уста, дали Митридату репутацию человека, милосердного к врагам. Филантропия — милосердие к пленному врагу — была греческим идеалом, который разделяли эллинистические монархи. Как и они, Митридат восхищался репутацией Александра за то, что он был «столь же милосерден после победы, сколь и ужасен в сражении»[242]. Может быть, именно тогда Митридат стал называть себя Евпатором — «Добрым Отцом»?
Многие выжившие после катастрофического римско-вифинского вторжения в Понт были наемниками или призывниками из Галатии и Фригии. У них не было повода возвращаться в Вифинию или помогать проигравшим — Никомеду и Аквилию: они вступили в понтийскую армию. Вифиния и Пафлагония теперь оказались под контролем Митридата. Новости о его впечатляющей победе и о великодушном освобождении пленных распространились по всей стране, убедив многие города перейти на его сторону; они были рады приветствовать Митридата «как бога и спасителя». Древние писатели рассказывают, что жители многих анатолийских городов, одетые в белые одежды, стекались, чтобы приветствовать Митридата, прося у него помощи против римлян и обращаясь к нему, как к богу[243].
Никомед рванулся обратно, в лагерь Аквилия, где ему пришлось объяснить своим хозяевам, как он потерял столько людей, все припасы и свою военную казну. Аппиан пишет, что Аквилий и римские полководцы пришли в ужас от этого провала. Слишком поздно они поняли, что они безрассудно «приступили к столь значительной войне необдуманно и опрометчиво». Но еще более тревожным казалось то, что они проиграли войну, которую начали без какого бы то ни было публичного предписания от римского народа. Теперь они стали всего лишь сомнительными вражескими войсками, оказавшимися в ловушке на враждебной территории и без поддержки сената.
Ликующий Митридат выехал из Синопы на своем самом великолепном коне с авангардом из ста сарматов. Его отряд поднялся на гору Скороба в горах Ольгассий. С этих величественных пиков, вздымающихся над густыми сосновыми лесами, они могли осмотреть почти беззащитный лагерь Аквилия. В этих горах было множество местных святилищ: наверное, Митридат исполнил обряд священного огня, чтобы поблагодарить богов — Ахурамазду, Митру и Зевса-Воителя за свою великую победу.
Взойдя на гору Скороба, сто сарматов Митридата застали врасплох восемьсот кавалеристов Никомеда, пытавшихся добраться до лагеря Аквилия. Хотя их было больше — восемь кавалеристов на одного сармата, — вифинцы в ужасе бежали от кочевников. Сарматы захватили большинство из них в плен и привели к Митридату. Царь дал им припасы и отпустил. Как и их соотечественники, они также вступили в понтийскую кавалерию.
Внизу, в лагере Аквилия, Никомед испытал страшное предчувствие. Среди ночи он снова бежал — на сей раз в лагерь Кассия. Аквилий, боясь быстрого наступления Митридата, приказал своим 40 тысячам воинов и 4 тысячам всадников отступить. Он надеялся добраться до крепости Протопахион (на востоке Вифинии). Однако армия Митридата под предводительством Неоптолема и Немана (командир-армянин, которого послал Тигран) перехватила его в тот же день. Битва для Аквилия прошла очень плохо: почти 10 тысяч человек из его войска остались мертвыми на поле боя. Неоптолем захватил лаг ерь Аквилия и привел Митридату триста пленников. Следуя своей уже устоявшейся практике «филантропии», он обошелся сними мягко и отпустил. Все триста встали на сторону добра[244].
Однако Аквилий спасся и забрал с собой много денег. Он добрался до берегов Сангария и ночью пересек темную, бурлящую реку. Затем он направился на юго-запад, к Пергаму, где некогда он был правителем римской провинции Азия.
Между тем Кассий и Никомед отступали на юго-запад к крепости, именовавшейся Львиная Голова, близ Нисы на реке Меандр к востоку от Тралл. Эти цивилизованные богатые города поддерживали мятеж «граждан солнца» Аристоника в 122–129 гг. до н. э. Однако проримски настроенный гражданин Нисы по имени Херемон дал людям Кассия 60 тысяч бушелей зерна в Львиной Голове. Археологи обнаружили в Нисе надпись от Кассия с благодарностью Херемону за поддержку[245].
242
Аппиан 18: Митридат «всех помиловал и, дав денег на дорогу, отпустил домой, создавая себе у врагов славу милосердия». Я предположила, что именно Митридат мог сказать пленникам, основываясь на сведениях Аппиана (18–19) и других речах Митридата. Ср.: Диодор XXXVII. 26.
243
«Бог и спаситель»: Диодор XXXVII. 26; божественные титулы: Афиней V;
245
Письмо Кассия в Нису: McGing 1986. 109, n100; Welles 1974, 297–298. Надписи самого Митридата в Нисе: Rigsby 1988, 149–152, 1996. 400–403.