На палубе небольшого корабля, застеленной коврами, теснились воины в блестящих греческих шлемах с копьями и щитами. За их спинами можно было видеть большую группу нарядных девушек, неотступно следовавших за красивой знатной госпожой, с недовольным видом прогуливающейся от борта к борту.
– Вакхид,- обратилась Монима к евнуху,- сходи, узнай у кормчего, почему здесь такой ужасный запах?
Вакхид с поклоном удалился на корму, где рядом с двумя рулевыми стоял кормчий-египтянин.
Вернувшись, Вакхид поведал Мониме:
– Несколько дней назад в Панорме произошло избиение торговцев из Италии. Их перебили всех до одного, а тела бросили без погребения. На жаре мертвецы быстро разлагаются. Вот откуда идет такой смрад, госпожа.
– За что убили этих несчастных?- спросила Монима.
– Таков был приказ Митридата,- ответил евнух.
– Но почему их не стали хоронить?
– На то тоже была воля Митридата. Так сказал мне кормчий, госпожа.
– Он что- не в своем уме?!- вскричала Монима.
– Кто? Кормчий?- не понял Вакхид.
– Мой муж, кто же еще?!- гневно ответила Монима и опустила голову, покрытую тонким покрывалом.- О боги, вразумите Митридата! В своей ненависти к Риму он доходит до ужасных злодеяний, не ведая, что эта ненависть может обернуться против него самого.
Толкнув Вакхида в плечо, Монима воскликнула:
– Ступай к кормчему, пусть он поторопит гребцов! Пока я не сошла с ума от этого зловония!
Гребцы, находившиеся под палубой, дружно навалились на весла. Гаула пошла быстрее. Скоро Панорм остался позади.
Созерцая живописные берега, обсаженные плодовыми деревьями, Монима пребывала в печальной задумчивости. Ее не радовала своей красотой гора Галлесий, к вершине которой клонилось заходящее солнце.
В Эфесской гавани Монима сошла на берег и тут же с ужасом и отвращением увидела полуразложившиеся зловонные трупы. Для нее были приготовлены крытые носилки. Царица ехала в них по городским улицам и задыхалась от миазмов. Закрыв нос и рот ладонью, Монима выглядывала из-за парчовых занавесок, движимая непонятным любопытством. Она видела изувеченные раздетые донага тела женщин, разрубленных на части младенцев. Иные останки до такой степени были объедены собаками, что было непонятно, мужчина это или женщина.
Потрясенная до глубины души, Монима вступила во дворец градоначальника и столкнулась лицом к лицу с отцом, уехавшим из Синопы гораздо раньше ее.
– Здравствуй, моя красавица!- радостно воскликнул Филопемен, заключив дочь в объятия.- Я очень по тебе соскучился!..
А ты прекрасно выглядишь, и тебе необычайно идет этот карийский хитон!.: Ты в нем просто богиня!
Филопемен говорил без умолку. Взяв Мониму за руку, он тащил ее за собой по старой отцовской привычке.
Наконец Мониме удалось прервать отца вопросом:
– Что ты делаешь в Эфесе?
– Как что? Я здешний эпарх!- Филопемен горделиво приосанился. По почтительным взглядам и улыбкам вельмож Монима поняла, что это правда. О том же говорила одежда ее отца- столь пышно он еще никогда не одевался!
– Тебя Митридат сделал эпархом?- нахмурилась Монима, высвобождаясь из отцовской руки. И, получив утвердительный ответ, добавила:- Он что же, сделал это в насмешку?
– Почему в насмешку?- обиделся Филопемен.- По-твоему, из меня не получится эпарх? Я – свободнорожденный эллин! Умею читать, писать и даже знаю наизусть два стиха из «Илиады».
– Почему же тогда ты не прикажешь убрать смердящие трупы с улиц Эфеса?- разгневанно спросила Монима.
Под взглядом гневных глаз царицы свита Филопемена перестала улыбаться. Сам Филопемен слегка оробел, ибо знал, какое влияние на своего супруга имеет его властолюбивая дочь. Стоит ей захотеть, и он запросто может лишиться своей выгодной должности. Поэтому Филопемен сменил тон и раздраженно махнул рукой на свое окружение, чтобы все убирались с глаз долой. Вельможи поспешно удалились. Рядом с Филопеменом и его дочерью остались только служанки Монимы и неизменный Вакхид.
– Понимаешь, доченька, Митридат захотел истребить в Эфесе всех выходцев из Италии…- начал было Филопемен.
– Не понимаю,- оборвала его Монима,- не понимаю, с кем воюет Митридат?
– С римлянами, конечно,- пробормотал в ответ Филопемен.
– Но я не видела на улицах Эфеса убитых римских воинов,- сказала Монима,- я видела мертвых женщин и детей. Или Митридат уже не знает, где искать врагов? А ты по своей всегдашней глупости помогаешь ему в этом!
– Не говори так, дочь моя,- зашипел на Мониму недовольный Филопемен.- Неужели ты станешь защищать перебитых италиков?! Или осуждать своего супруга за свершенное…
– Злодеяние,- вставила Монима.- Называй вещи своими именами, отец.
Филопемен опасливо оглянулся на бесстрастного Вакхида, который все слышал и который- это было известно Филопемену- был доверенным лицом Митридата. Филопемен выразительно посмотрел на дочь, намекая, чтобы она придержала язык.
Однако остановить рассерженную Мониму было не так-то просто.
– Отец,- сказала она,- либо ты велишь предать погребению тела безвинно убитых италиков, либо я сделаю так, что Митридат спровадит тебя в скифские степи на самый край земли. Выбирай!
От отчаяния и страха у бедняги Филопемена отвалилась челюсть.
– Я не могу этого сделать, доченька,- простонал эпарх, мигом растерявший свою надменность.- У меня приказ Митридата не хоронить убитых италиков. Не могу же я идти против воли царя!
– Где сейчас Митридат?- спросила Монима.
– В Пергаме,- ответил Филопемен.
– Я еду в Пергам, отец. Немедленно!
Эпарх только сокрушенно покачал головой, понимая, что спорить бесполезно.
До Пергама, столицы бывшей римской провинции, Монима добиралась через города Ионийского побережья: Кодофон, Смирну, Магнесию, Элею… В Магнесии царице и ее свите пришлось заночевать. Всюду, где проезжала Монима, она видела последствия Митридатова приказа- множество гниющих трупов. Тиран колофонян Эпигон, поставленный у власти Митридатом, выказал понтийской царице величайшие почести и попутно хвастался перед ней тем, с каким усердием он истреблял италийских торговцев и их слуг по всему Колофону.
«Были такие, что прятались в колодцах,- усмехался тиран,- но мои люди нашли их и там. Свидетель Зевс, от меня никто не ушел!»
Монима возненавидела этого человека, с негодованием отвергнув серьги и перстни, снятые с убитых женщин.
В Магнесии Монима узнала, что многие граждане этого города отказались марать свои руки кровью италиков. В город вошел отряд воинов Митридата, которые расправились с непокорными магнетами и теми из римлян, которых они пытались укрывать.
Подъезжая к Пергаму, Монима увидела вдоль дороги столбы с перекладинами. На столбах было распято несколько сотен римлян. В небе над этой ужасной зловонной алеей кружило воронье. Пока повозка царицы проезжала мимо крестов с полуразложившимися останками людей, Монима сидела, забившись в угол и закутав голову плащом.
Пергам встретил Мониму шумом торговых площадей, многолюдьем широких улиц, великолепием дворцов и храмов. Атталиды, некогда правившие здесь, приложили немало усилий, чтобы этот большой город на обрывистой горе превзошел красотой все города Ионии и Карий. В Пергаме, к удивлению царицы, нигде не валялись тела убитых италиков, словно этого города не коснулся жестокий приказ Митридата.
Митридат занимал великолепный дворец пергамских царей, стоявший в цитадели на самой вершине горы. До него здесь жил проконсул Кассий. Царь сразу заметил раздражение на красивом лице супруги, едва царица появилась перед ним.
Митридат первым поприветствовал Мониму.