– Внешне вы оба похожи на эллинов,- заметила царица.
– Твой обожаемый Митридат тайком молится Ахурамазде, ест какую-то траву, обвешан амулетами, как варвар,- не унимался горячий подросток.- Он охотнее говорит по-персидски, чем по-гречески. Если уж на то пошло, то пускай он царствует в Амасии, где живет много персов, а я буду царствовать над эллинами в Синопе.
– В стране не может быть два царя, сынок,- назидательно промолвила Лаодика.
– Поэтому мой старший брат хочет избавиться от меня,- с обидой в голосе промолвил Митридат.
– С чего ты это взял?- недоумевала Лаодика.- За эти два месяца, что Митридат живет с нами, он ни разу не отозвался о тебе плохо. Он был бы рад дружить с тобой, сынок, но ты сам избегаешь его.
– Я не избегал его поначалу,- возразил Митридат-младший и уселся на ложе, видимо, собираясь что-то доказывать матери,- однако дружить с моим братом опасно, как оказалось. То он предлагает мне сплавать с ним наперегонки в бассейне, а узнав, что я не умею плавать, тут же берется меня учить этому. Я чуть не захлебнулся. Он же весело смеялся надо мной. Когда мы, шутя, боролись с ним, он чуть не сломал мне руку. Когда кидали в цель ножи, то я порезал себе палец. Еще он предлагал мне покататься верхом или на колеснице. Я догадываюсь зачем, чтобы при падении я убился до смерти!
Лаодике от услышанного стало смешно и грустно.
Ее старший сын, оторванный от нее волею судьбы на несколько лет и общавшийся все это время с людьми простыми и незнатными, тем не менее приобрел столько полезных навыков, что к нему относятся с невольным уважением все ее приближенные. А Мнаситей прямо говорит, что не знает, какой получится из Митридата-старшего правитель, но воин из него будет отменный!
Ее младшему сыну не приходилось голодать, терпеть зной и холод. Не приходилось охотиться на диких зверей. Он вообще никогда не испытывал трудностей, живя во дворце, если не считать трудностями его частые болезни. Митридат-младший, при всей своей утонченности, знании наук и чтении трагиков, не способен на волевой поступок. И конечно же, не сможет возглавить ни войско, ни государство.
Царице не хотелось сознавать, что в этом только ее вина. Она не любила ошибаться и, тем более, признавать свои ошибки. Когда был жив ее муж, это служило поводом к их частым размолвкам.
– Тебе надо хоть немного походить на своего брата, сынок,- сказала Лаодика.- Ты должен научиться ездить верхом и непременно уметь плавать. Даже я могу держаться на воде. И Антиоха неплохо плавает, и Статира…
– Если это непременное условие, чтобы стать царем, я готов научиться плавать,- отозвался сын.- Ради этого я могу даже выучиться ездить верхом.
– Ты так хочешь царствовать?- удивилась Лаодика.
– Надеюсь, это не постыдное желание?- с вызовом промолвил Митридат.- Или я не царский сын?
– Хорошо,- пустилась на хитрость Лаодика,- Пусть знать Синопы решает, кому из вас двоих быть царем Понта, но при условии, что я буду соправительницей. И еще, сынок, ты должен научиться плавать, обращаться с конем и оружием, иначе войска будут против тебя.
Девичье лицо юного царевича озарилось восторженной улыбкой, глаза его засияли. Бросившись к матери, он стал целовать ее, называя разными уменьшительными прозвищами. Привыкнув добиваться всего своими капризами и непослушанием, зная слабость материнского сердца, миловидный проказник был уверен, что царство перейдет к нему. Соправительство матери казалось ему таким же естественным, как ее присутствие во дворце.
– Я могу уступить отцовский трон тебе, мамочка, сам готов сидеть рядом с тобой на стуле,- молвил Митридат, обнимая мать.- Важно, что на мне будет царская диадема. Лаодика не удержалась от смеха.
– Не зря тебя прозвали Добрячок! Ты необычайно щедр, мой милый.
– А ты самая красивая царица на свете, мама,- произнес Митридат, глядя Лаодике в глаза. При этом его пальцы гладили ей подбородок и щеки, касались шеи.- Я безумно люблю тебя!
Лаодика попыталась отстранить от себя сына, но он ловил ее руки, покрывая их поцелуями. Лицо его зарделось вожделенным румянцем.
– Ты опять, Митридат!- Голос царицы был суров и непреклонен.- Я уже говорила тебе, что это между нами недопустимо, и повторяю еще раз.- Лаодика сделала ударение на слове «это».-
Пора бы тебе усвоить, что сын не может и не должен проявлять свою любовь к матери таким образом. Это дико и чудовищно! Пусти же меня во имя всех богов! Лаодика вскочила, оттолкнув сына от себя. Митридат, насупившись, пробурчал:
– В тринадцать лет мне это было можно, а в пятнадцать стало нельзя. Ты разлюбила меня, так и скажи. Теперь ты любишь моего старшего брата.
Лаодика заметалась по комнате, то прижимая руки к груди, то к пылающему лицу: слова сына, брошенные с обидой, угодили в цель! Царицу жгло раскаяние, мучил стыд. И тут она сама виновата! Как ей выходить из этого?
Сын мой,- Лаодика старалась говорить спокойно,- я все гда желала тебе блага и всегда любила тебя больше твоих сестер.
Мне хотелось самой направлять твои первые шаги по жизни, хотелось избавить тебя от ошибок и тяжких раскаяний. В результате я сама обрекла себя на тяжкие раскаяния.
Царица замолчала, не зная, как продолжить, какими словами объяснить, что белое на самом деле является черным.
– Тебе же скоро шестнадцать, Митридат,- вновь заговорила Лаодика, останавливаясь перед сыном.- Неужели я должна растолковывать тебе столь очевидные вещи! Только у варваров отец спит с дочерью, а сын с матерью. Ты же эллин, а не варвар.
– Но ты сама…
– Да, сама!- перебила сына Лаодика.- Потому что не хотела, чтобы о таких отношениях между мужчиной и женщиной ты узнавал от рабынь, готовых растлить тебя, или от сверстников, способных опорочить и самое прекрасное в любви. Я думала, твой отец расскажет тебе об этом, когда придет срок, но злой рок отнял его у нас. Поверь, я не хотела переступать запретной черты, когда обнажалась перед тобой в бане, показывая и рассказывая, как мужчина должен обладать женщиной, любимой женщиной. Все получилось само собой. Я же не из железа, Митридат, и не всегда вольна над собой.
Лаодика умолкла, ожидая, что сын скажет ей на это.
– Я тоже не из железа,- мрачно вымолвил Митридат и ото шел к своему ложу.
– Ты мужчина и должен быть сильнее,- сказала царица. Сын пропустил ее слова мимо ушей, отправляя полной горстью изюм себе в рот.
Лаодика повернулась и вышла из комнаты.
«Пусть подумает в одиночестве над моими словами,- думала она, направляясь к дочерям.- И почему благо вдруг оборачивается таким злом? Не иначе, кто-то из богов завидует мне!»
Вечером, расставаясь со старшим сыном, царица, как обычно, поцеловала его, прижав к груди. Наверно, это получилось у нее излишне пылко, потому что Митридат ушел от нее заметно смущенный.
«Что за наказание,- размышляла Лаодика, лежа в постели,- один сын беззастенчиво добивается моего тела, другой, случайно добившись, теперь сгорает от стыда».
Ее саму жег запоздалый стыд за ту мягкость, когда она уступала младшему сыну, с недетской настойчивостью просившегося с ней в баню или на ее ложе. И почему-то в ней не было раскаяния после соблазнения своего старшего. Она даже выстроила целую цепочку оправданий.
Прошла зима.
С началом весны поползли слухи о войске, собравшемся в горах и готовом идти на Синопу.
– Твои сторонники не теряют времени даром,- сказал как-то Мнаситей старшему сыну Лаодики,- но и ты имей в виду, если варвары нападут на нас, твоя голова живо скатится с плеч.
Митридат ничего не ответил македонцу. До него слухи доходили в последнюю очередь. Мать старательно оберегала его от них.
Видя вокруг в основном враждебные лица, Митридат находил отдохновение лишь у сестер.
Глава седьмая
– Что за разговоры ходят вокруг твоей женитьбы на одной из дочерей Багофана?- спросила Антиоха, подозрительно глядя на брата.
– Ты шутишь?- Митридат недоуменно смотрел на сестру.