Митридат задыхался в бронзовом панцире и железном шлеме с прорезями для глаз. Щит, утыканный стрелами, казался ему неимоверно тяжелым, ныла рана в плече, перед глазами от удара камнем по голове плыли красные круги. Он разил врагов длинным галатским мечом, до боли закусив губу. Отчаяние и злоба придавали ему сил.
Внезапно иберы расступились, а некоторые из них упали, сраженные дротиками.
Перед Митридатом верхом на конях возникли Тирибаз и Сузамитра. Какой-то перс подвел к Митридату поджарого серого коня, укрытого окровавленной попоной, и что-то говорил ему, торопя и подталкивая.
Митридат тупо смотрел на Сузамитру, отдающего приказы своим воинам, которые теснили иберов, образовав круг около Митридата.
– Да садись же на коня!- крикнул Митридату Тирибаз, свирепо вращая глазами.- Войско уходит! Или ты будешь один сражаться с иберами?
Убрав меч в ножны, Митридат с трудом взобрался на коня. Во время долгой скачки сначала по полю, заваленному телами людей и лошадей, потом по лесу, по которому с топотом и треском продиралось бегущее понтийское войско, Митридат пребывал как во сне. Он бы ускакал не туда или вовсе свалился бы с лошади, если бы не два воина и Тирибаз, опекавшие его, как маленького ребенка.
Поздно вечером, когда в небе загорелись звезды, разбитое войско наконец остановилось на отдых у подножия горной гряды, покрытой густым ельником. Митридат свалился с коня в густую мягкую траву и заснул мертвым сном, как был: в панцире и шлеме, не чувствуя боли от раны.
Только оказавшись в Сарапанах, Митридат понял и оценил тяжесть понесенного поражения. Был потерян лагерь вместе с походной казной. Потери войска убитыми и пленными составили двадцать тысяч человек. В битве пал хазарапат и много других военачальников.
Тяжелее всего для Митридата было то, что сражение было проиграно по его вине. Сначала он растерялся и не смог принять верного решения, потом своим упрямством довел войско до полного разгрома и сам чудом остался жив.
Митридату было стыдно смотреть в глаза своим полководцам.
В Сарапанах Митридат проводил в горьком одиночестве дни и ночи, изредка допуская к себе лишь врача и слугу, приносившего еду и питье. В своих терзаниях Митридат доходил до того, что хотел даже покончить с собой, поскольку деяния Александра и Ганнибала оказались ему не по плечу. Он бездарный полководец! Эта мысль жгла Митридата раскаленным железом. Он проиграл битву не стойким римским легионам, не прославленной парфянской коннице, но жалкому царьку ничтожной горной страны! Было отчего прийти в отчаяние.
На исходе пятого дня к Митридату прорвался Тирибаз.
Он увидел царя лежащим на ложе с грязными спутанными волосами и жесткой щетиной на щеках и подбородке.
Тирибаз заглянул в стоявший подле ложа кратер: вина в нем было больше половины.
– Хорошо, хоть наш царь не ударился в пьянство,- без насмешки произнес Тирибаз.
– Зачем пожаловал?- недружелюбно промолвил Митридат.- Будешь успокаивать?
– Я пришел сказать, что ты забыл поблагодарить богов,- сказал Тирибаз.
– За что?- резко вымолвил Митридат, садясь на ложе.- За то, что боги не спасли меня от поражения?
– За то, что ты остался жив,- медленно произнес Тирибаз,- а это немало, клянусь Солнцем.
– Лучше бы я погиб,- с горечью прошептал Митридат, закрыв лицо руками.-Я покрыл себя несмываемым позором, Тирибаз. Теперь Тигран и парфяне станут грозить мне войной, зная, что войско мое разбито, что я никчемный полководец! Митридат со злостью рванул себя за волосы.
– Побереги кудри,- шутливо заметил Тирибаз,- а то женщины любить не будут.
– Ах, оставь, Тирибаз!- раздраженно отмахнулся Митридат, снова заваливаясь на ложе.- До того ли мне! Я не знаю, как показаться в Синопе.
– Покажешься как всегда- верхом на коне,- пожал плечами Тирибаз.- Не думаю, чтобы кто-то из граждан Синопы осмелился осуждать тебя или насмехаться над тобой. У нас, хвала богам, не демократия!
– Мне от этого не легче, Тирибаз,- простонал Митридат.- Если бы меня разбил Тигран, было бы не так обидно.
– Что ж, успокою тебя, друг мой, что нам противостояли не только иберы, но также их ближайшие соседи: сваны, леги и албаны. Об этом мне поведали наши проводники-колхи, наблюдавшие за сражением со стороны. Они распознали одежду и оружие всех этих племен.
– Все равно, я не гожусь в полководцы,- вздохнул Митридат.- Царь Александр на моем месте…
– Неудачи случались и у царя Александра,- перебил Тирибаз.- И потом, не всякий царь должен быть полководцем. У царя много и иных забот.
Митридат удивленно взглянул на Тирибаза.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что в прошлом были цари, создавшие великие державы, но при этом не державшие меча в руке. Они окружали себя умелыми военачальниками и использовали себе во благо их воинский талант. Таким царем, например, был твой дальний предок Дарий Гисдасп, представитель младшей ветви Ахеменидов. Ведь это он расширил державу, созданную великим Киром и едва не развалившуюся после смерти Камбиза, сына Кира.
Митридат сосредоточенно внимал Тирибазу, а тот продолжал:
– Основатель Парфянского царства Аршак тоже не выиграл ни одного сражения, зато много побед одержали его полководцы. А в результате царем царей стал именно Аршак. Даже великий Александр в своих завоеваниях во многом полагался на опытных военачальников, воевавших еще вместе с его отцом Филиппом.
После этого разговора камень свалился с сердца Митридата, терзания оставили его.
Действительно, не всякий полководец рождается царем и не всякий царь- полководцем. Александр и Пирр- два редких исключения. Причем по слухам отцом Александра был сам Амон-Зевс, неудивительно, что он был непобедим.
«У меня есть полководцы, с которыми я смогу проводить завоевания, не покидая Синопу. И первый из них- Диофант,- размышлял Митридат.- Диофант победил восставших скифинов, он разбил скифов в Тавриде и подавил восстание Савмака. Вот кто будет моим разящим мечом!»
Понтийское войско покинуло Сарапаны в начале осени.
Митридат не торопился уходить из Колхиды, выжидая, решится иберийский царь напасть на его владения или нет. Узнав, что Дуваг распустил своих союзников, Митридат только тогда повел войско домой.
Весь путь до Синопы Митридат предавался честолюбивым мечтам. На следующее лето он отправит в Иберию Диофанта и отомстит Дувагу за свое нынешнее поражение. Он прикажет Диофанту наказать и албанов, чья конница так не вовремя появилась на поле сражения под Армази.
В Синопе Митридат узнал печальное известие: умер Диофант. Как это случилось, Митридату поведал Архелай:- После того как были уничтожены суда гетов в устье Истра и захвачен остров, где варвары установили святилища своих богов, наше войско высадилось на берег близ Каллатиды. Узрев грозящую им опасность, геты собрались в огромном числе и двинулись на нас. Произошла битва, в которой на нашей стороне выступили также эллины из тамошних приморских городов. Геты храбро сражались, покуда не был убит их вождь, потом они побежали и рассеялись в безводных степях. Полегло больше шести тысяч врагов, а у нас пало всего триста воинов. В разгар сражения отец был ранен стрелой. Рана была неопасная, и до конца битвы он не слезал с коня. Но под вечер ему стало худо, и врачи определили, что наконечник стрелы был отравлен ядом. Отец промучился несколько дней и умер на корабле уже на пути в Синопу.
Выслушав Архелая, Митридат долго сидел молча, закрыв глаза; из-под плотно сжатых ресниц по щекам сбежали слезы. Такого удара судьбы Митридат не ожидал и был не готов к нему. Он потерял своего лучшего полководца, заменить которого ему бьшо некем.