Здесь ему предстояло провести три десятилетия.
Первые монахи – преподобные Савватий и Герман – появились на островах за столетие до того, в 20-х годах XV века. Святой Савватий принадлежал духовной школе преподобного Кирилла Белозерского, его присутствие у истоков обители протянуло нить между беломорскими «незнаемыми» местами и высокой иноческой культурой коренной Руси.
В непролазной чаще выросли келейки, поднялся деревянный крест. Озера давали пресную воду, леса – ягоды и коренья, море кормило рыбой. Хлеба тут при первых монахах просто не было, да и позднее с зерном бывали перебои. Огородничество на Соловках получило широкое распространение, но попытки завести пашню, посеять хлеб не привели к успеху. Пашню быстро забрасывали из-за того, что хлеб не вызревал. А вот рыбы – всегда вдоволь. Да и скотину разводили – в основном ради молока и шерсти. Еще били нерпу и выделывали нерпичью кожу… С поздней осени до середины весны архипелаг отделен от материка подвижными льдами; трещат морозы, снега наметает во множестве. До Кеми, где располагается ближайшая гавань, около 60 верст. Летом насельников одолевает злой соловецкий комар. Ветры вечно стоят над островами, словно десница Господня крутит ручку машины, испускающей воздушные потоки…
Бедность обители долгое время не позволяла строить каменные сооружения. До 50-х годов XVI века их, видимо, вообще не было на островах. Так что Федор Степанович застал нестройную толпу бревенчатых келий, сгрудившихся у трех деревянных церковок и окруженных невысоким деревянным тыном. Между тем братии в ту пору набиралось до ста человек или чуть менее. А это уже солидное число, даже для Центральной России – много.
Выше говорилось, что Колычев-младший мог увидеть на месте обители наскоро вырытые землянки да головешки. Это очень и очень возможно. Местный летописец сообщает: «В лето 7046. В вечер глубок погори монастырь Соловецкой весь до основания».
«В лето 7046» – означает: с сентября 1537-го по август 1538 года. Другой летописец уточняет: 1 мая 1538 года. Если взыскующий монашеской жизни дворянин не увидел бедствующих погорельцев сразу, то уж точно увидит их очень скоро. К тому же пожарное разорение обители затянулось надолго: строевой лес был редкостью на архипелаге, так что его не хватало даже на возобновление келий; приходилось доставлять бревна с материка. Так или иначе, великий пожар Соловецкий не поколебал решимости странника остаться на островах. Это показывает серьезность намерений и твердость воли будущего митрополита.
В 1468 году новгородские власти даровали небольшой монашеской общине всю землю Соловецкого архипелага. Но братия, хоть и была по внешней видимости богатым землевладельцем, располагала лишь дикими, скудно населенными территориями. А потому жила бедно, много трудилась, и никто не смел воротить нос от простой черной работы.
Как пишет современный историк, «…чтобы выжить на диком острове, соловецкой братии приходилось много трудиться “ручным делом”: копать землю, валить лес, “сечь” дрова, варить из морской воды соль, ловить рыбу, ходить на небольших судах по бурному и опасному морю, молоть привезенное с материка зерно… печь просфоры и хлеб. Продиктованный суровой необходимостью, этот постоянный и напряженный телесный труд со временем превратился в яркую черту духовной жизни на Соловках, станет восприниматься иноками как один из аскетических подвигов – наряду с молитвой и постом».
Необходимость «ручного дела» в значительных объемах для каждого инока к 30-м годам XVI века никуда не делась, и Федору Степановичу предстояло познакомиться с ней самым тесным образом.
Федор Степанович Колычев долгое время был простым послушником. Игумен Алексий (Юренев) поставил его на общие работы, наряду иными послушниками, никак не выделяя из их числа.
Житие передает этот период его судьбы в нескольких емких фразах: «И тружаяся со всяким усердием… и многие скорби и труды подьял, словно раб, которому не суждено быть выкупленным». Он проявил покорность воле настоятеля, жил любовно и смиренно в отношении остальной братии. Отпрыску боярского рода пришлось рубить дрова, копать землю, переносить камни, трудиться на мельнице, выходить в море на ловлю рыбы… От суровых условий соловецкого быта молодой Колычев одно время хворал: у него появился нарыв на плече. Но здоровый организм профессионального воина с болезнью справился.
Понимал ли настоятель соловецкий, кого Бог привел к нему в послушники? Понимал ли, какого полета птица залетела на Соловки? По всей видимости, Федор Степанович не торопился открывать свое происхождение. Ему всё еще грозило быть вырванным из монашеской среды по настоянию родни. Но даже если он и открыл игумену Алексию тайну своего происхождения, тот ни в чем не делал для него исключений.