Значит… воспоминания о былом одной и девичий стыд другой — более важные вопросы, чем падения государств и мировые войны…
— Известия от парня получали? — спросил он Аниняску.
— Да. Два раза он и деньги посылал.
Девушка зарыдала:
— Давно уже письма не было.
— А с каких пор?
Настасия снова отвернула голову.
— Да с неделю, — ответила Аниняска. — Теперь на фронте уже никакой опасности нет.
Наступило молчание.
— Принесу чего-нибудь закусить, — поднялась Аниняска.
— Потом, потом, Аниняска, — удержал ее мастер. — Погоди. Я приехал в Малу Сурпат по своим политическим делам. Но мне писал один мой ученик, друг унтер-офицера Кокора, что этого парня кой-что тревожит здесь у вас. И вот раз я приехал сюда, то решил сам посмотреть, что и как. Сначала повидался я с братом моим Стойкой. Он мне кое-что рассказал. Мы вместе побывали на мельнице.
Настасия опустилась на пол и заплакала навзрыд.
— Выгнали меня, в самые крещенские морозы.
Аниняска обняла ее за плечи и стала утешать.
— Мне сказали, что девушка здесь. Я и пошел проведать ее. Но сначала я спросил Лунгу про землю его брата. Он туда-сюда — дескать, за эту землю он с братом рассчитался и даже тот у него в долгу, так что они сочтутся, когда вернется Митря, если только он вернется.
— Слышите, люди добрые, — охнула крестная Уца, наклоняясь над девушкой.
— Когда речь зашла о девушке…
Настасия еще больше съежилась, но, вся превратившись в слух, перестала плакать.
— Когда речь зашла о девушке… — продолжал мастер.
— Знаю, знаю, — возбужденно заговорила Аниняска, — она, мол, весь дом опозорила, на селе она — притча во языцех, родит незаконного ребенка. А какого такого незаконного? Это — дитя любви чистой. Законнее, лучше этого и быть не может.
— Твоя правда, твоя правда, — успокоил котельщик. — Наш закон защитит ребенка.
— Как он смеет говорить такие слова? — снова вспыхнула крестная Уца. — Чтоб его черти задушили! У-у, урод ненавистный…
Настасия приподнялась и на коленях подползла к незнакомцу. Она протянула к нему руки.
— Господи, — зарыдала она, — уж как меня поносят, как чернят на селе из-за моего ребеночка.
Мастер взял ее за руки и поднял:
— Девица-красавица, новый закон не даст в обиду твоего младенца.
У девицы-красавицы покраснели глаза и стали огромными, словно луковицы.
— Я сказал мельнику, что и смерть брата ему не помогла бы, — сурово продолжал мастер. — У брата есть наследник, который будет защищать свои права.
— Мальчишка будет, — объявила Аниняска, уперев руки в бока.
— Уж лучше девочка, — весело сказал мастер. — Ей воевать не придется. Будет рожать детей. Как я уже говорил, завел я речь с мельником о замужестве девушки, о том и о сем, припугнул его. Он обещал Настасии два погона земли из тех, что ей принадлежат.
— И на том спасибо, — вздохнула Аниняска.
Настасия воскликнула:
— Хоть на четвереньках, да обработаем ее!
Мастер, с каменным лицом, не сводил с нее глаз, как бы молча напоминая, чем будет она занята летом, и она снова застыдилась, но уже не так сильно.
В разговор вмешался Стойка Чернец:
— Придет лето, пройдет время, Войку. Я знаю, сколько горечи накопилось у Митри. Пусть только поскорей приезжает. Я думаю, не стоит ждать, пока ненависть состарится.
— А у некоторых, — улыбнулся мастер, — злоба, как вино, становится крепче со временем. Что ты смеешься, не веришь?
Стойка не стал спорить.
— Я не смеюсь: может, ты и прав. Все, что ты сказал и сделал, это хорошо. Только не вздумай поверить обещанию Гицэ Лунгу.
Котельщик нахмурился:
— Ты думаешь, он меня обманет?
— Думаю, что обманет. Пойдет договорится с барином и сделает по-другому.
Мастер, казалось, взвешивал про себя эти слова.
— Возможно. Ну что ж, тогда, Стойка, дадим ему испить до конца вино нашей ненависти.
В комнате вдруг как бы потемнело. Всем стало страшно от этих слов. Сухой и ровный голос мастера звучал словно эхо, идущее из глубины минувших страданий.
— Несправедливость была им мать родная — так справедливость будет чума злая, — проговорил он, выбивая трубку о загнетку и вновь набивая ее. — Что ты смотришь, чего ждешь? — улыбнулся он Настасии и вытащил зажигалку. Он не зажег ее и сунул обратно. Девушка надула губки. — Я предупредил в примэрии товарищей из ячейки, — продолжал Войку, — чтобы они были начеку. Собираются упыри, обдумывают, как бы помешать новым порядкам. Пусть разгонят их: рассыпься, нечистая сила, — заря занимается!