Сол по привычке снял очки и протер стекла. Он молчал чуть ли не целую минуту. Арон ждал.
- Модди, - наконец сказал Сол, - я не знаю, что происходит. Меня интересовал только оберст - человек, которого звали Вилли фон Борхерт - он же Уильям Д. Борден. Я не знал, кто такой Борден, пока не увидел его фото в воскресном номере “Нью-Йорк Тайме”... Я узнал того негодяя - оберста Вильгельма фон Борхерта из войск СС... - Сол замолчал, снова надел очки и приложил трясущиеся пальцы ко лбу. Он понимал, что, на взгляд Арона, выглядит сломленным, потрясенным стариком...
- Дядя Сол, ты можешь все рассказать мне, - доверительно проговорил Арон на иврите и положил руку на плечо Ласки. - Позволь мне помочь тебе, дядя.
Сол кивнул. Он вдруг почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, и быстро отвернулся.
- Если это в каком-то смысле важно для Израиля... Если это представляет угрозу, - продолжал настаивать Арон, - нам надо работать вместе, поверь же!
Сол выпрямился. “Если это представляет угрозу...” Он вдруг воочию увидел, как отец, неся на руках маленького Йозефа, уходит вместе с цепочкой бледных, нагих мужчин и мальчиков там, в Челмно... Как ушли мама и сестры - в никуда, в небытие... Он вновь ощутил боль пощечины и стыд унижения и вдруг ясно понял - как когда-то его отец, - что спасение семьи иногда становится самым главным и даже единственным приоритетом. Сол благодарно сжал руку Арона.
- Модди, тебе придется довериться мне во всем. Мне кажется, тут происходит много такого, что совершенно не связано друг с другом. Человек, про которого я подумал, что это тот оберст из лагерей, возможно, не имеет к нему никакого отношения. Френсис Харрингтон был блестящим студентом, но с довольно неустойчивой психикой. Все, за что он брался, он почему-то всегда бросал, - как бросил Принстон три года назад. Я дал ему до нелепости большой аванс под его расходы на то, чтобы покопаться в прошлом Вилли Бордена. Я уверен, скоро мать Фрэнсиса, или его секретарша, или подружка, - кто-нибудь да получит от него открытку с почтовым штемпелем Бора-Бора или еще какого-нибудь такого местечка. Не сегодня, так завтра.
- Дядя Сол...
- Пожалуйста, выслушай меня, Модди. Друзья Френсиса - они просто погибли в автокатастрофе. У тебя что, нет знакомых, погибших в автокатастрофе? Вспомни своего двоюродного брата Хаима, как он поехал с Голанских высот на своем джипе навестить девицу...
- Дядя Сол...
- Не перебивай, Модди. Ты сейчас играешь в Джеймса Бонда, как когда-то играл в Супермена. Помнишь, в то лето, когда я приехал к вам в гости? Тебе было девять, а в этом возрасте уже не стоило прыгать с балкона, обвязав полотенцем шею. Ты потом все лето не мог играть со своим любимым дядей из-за того, что нога у тебя была в гипсе.
Арон покраснел и опустил глаза.
- Эти снимки - это все интересно, Модди. Но что они значат? Заговор против Иерусалима? Ячейку “Фатаха” Арафата, готовую начать отправку бомб к границе? Модди, ты всего лишь видел, как богатые и влиятельные люди имели встречу с порнушником в этом городе, полном богатых и влиятельных людей. Ты думаешь, что это - тайная встреча? Ты же сам сказал, что К. Арнольд Барент владеет островами и дворцами, в которых даже президент находится в большей безопасности, чем у себя дома. Это была всего лишь встреча, на которую не допустили публику, вот и все. Кто знает, какие делишки с порнографическими фильмами обделывают эти люди, на какие порнофильмы дает деньги твой Дважды Рожденный преподобный Уэйн Джим - Джимми Уэйн, - уточнил Арон - Какая разница. Ты что, думаешь, нам стоит беспокоить твое начальство в посольстве? Чтобы они отрядили настоящих агентов заниматься этим делом? Ведь это может дойти до Давида, а он так болен... И все из-за какого-то дурацкого сборища, где обсуждались порнофильмы или не знаю что еще?
Арон густо покраснел. На какую-то секунду Сол испугался, что он заплачет.
- О'кей, дядя Сол. Значит, ты мне ничего не скажешь?
Сол снова коснулся руки племянника.
- Клянусь могилой твоей матери, Модди, я рассказал тебе все, в чем сам смог разобраться. Я пробуду в Вашингтоне еще пару дней. Возможно, смогу выбраться к тебе, повидаюсь с Деборой, и мы снова потолкуем. Это за рекой, да?
- В Александрии, - ответил Арон. - Ладно. Сегодня не сможешь?
- Мне нужно еще кое-кого навестить. А вот завтра... Я соскучился по домашней еде. - Сол глянул через плечо на трех израильтян - кроме них, в ресторане уже никого не осталось. - Что мы им скажем?
Арон поправил очки.
- Только Леви знает, почему мы здесь. Мы так или иначе собирались пойти пообедать. - Арон посмотрел в глаза Солу. - Ты сам точно знаешь, что ты делаешь, дядя Сол?
- Да. Знаю. Пока что мне хотелось бы делать как можно меньше, немного отдохнуть до конца отпуска, подготовиться к январским лекциям. Модди, надеюсь, ты не станешь посылать кого-нибудь из них следить за мной, - Сол мотнул головой в сторону израильтян, или еще что-нибудь такое, а? Это было бы неудобно по отношению к одной моей.., коллеге, с которой я собираюсь пойти сегодня в ресторан. Арон усмехнулся.
- В любом случае у нас для этого нет людей. Здесь только Леви - в каком-то смысле полевой агент. Гарри и Барбара работают со мной в шифровальном отделе. - Они поднялись из-за столика. - Значит, завтра, дядя Сол? Мне заехать за тобой?
- Нет, я взял машину напрокат. Около шести?
- Раньше, если сможешь. Чтобы у тебя было время поиграть с близнецами до обеда.
- Тогда в четыре тридцать.
- И мы потолкуем?
- Обещаю, - кивнул Сол.
Они дружески обнялись и разошлись. Сол постоял у входа в магазин подарков, пока Гарри, Барбара и смуглый парень, которого звали Леви, не ушли. Затем он медленно поднялся наверх, в отдел импрессионистов.
"Девочка в соломенной шляпке” все еще ждала его, глядя немного вверх, со своим немного испуганным, немного озадаченным, немного обиженным выражением, которое так задевало какую-то струнку в душе Сола. Он долго стоял у картины, думая о таких вещах, как семья, месть и страх. Он втянул двух гоев в схватку, которая ни при каких обстоятельствах не должна была стать их делом, и это заставляло его усомниться в собственной этике, хотя сомнений в разумности сделанного не было.
Он решил вернуться в отель, как следует пропариться в ванной и почитать книгу Мортимера Адлера, Потом, когда настанет время льготного тарифа, он позвонит в Чарлстон и поговорит с ними обоими - с шерифом и с Натали. Он скажет им, что разговор вышел удачным, что продюсер, погибший в авиакатастрофе, определенно не тот немецкий оберст, который привиделся ему в кошмарных снах. Он пожалуется, что в последнее время находился в состоянии стресса, и пусть они сами сделают нужные выводы из его истолкования роли Нины Дрейтон в чарлстонских событиях.
Сол все еще стоял там погруженный в свои мысли, когда тихий голос за его спиной произнес:
- Очень милая картина, не правда ли? Какая жалость, что девочка, которая позировала для нее, должно быть, уже давно умерла, а тело ее сгнило.
Сол резко обернулся. Перед ним стоял Френсис Харрингтон собственной персоной, но ужасно похожий на фашиста. Глаза его странно светились, бледное веснушчатое лицо выглядело посмертной маской. Вялые, безвольные губы марионетки дернулись, будто кто-то потянул их за веревочки, и сложились в трупную гримасу, обнажив зубы в страшном подобии улыбки.
- Guten Tag, mein alte Freund, - сказало это подобие Френсиса Харрингтона. - Wie geht's, mein kleiner Bauer? Моя любимая пешечка?
Глава 3.
Чарлстон. Четверг, 25 декабря 1980 года.
В вестибюле больницы, в самом центре, где обычно толклись посетители, стояла украшенная серебряная елка. Пять подарочных пакетов, пустых, но очень ярких, лежали у ее основания, а с ветвей свисали бумажные игрушки, сделанные детьми. На вымощенные плитки пола белыми и желтыми прямоугольниками падал солнечный свет.