Снова прилег на кушетку король, смотрит в потолок, вслух размышляет:
— А в образе твоем нам ангел-хранитель явился. Большой Билл атомной бомбой на нас замахнулся. Думали мы, что вторую Хиросиму устроят, а тут вдруг на горизонте в Персидском заливе волшебный корабль по волнам летит. Прижал хвост кичливый адмирал Джагарян. А потом и сгинул из наших пределов. Опять за нас Аллах заступился. Аллах и — русский народ.
Король поднялся и тряхнул шапкой черных волос.
— И голову мне поправил посланец российской стороны. А теперь, Митя, пойдем пообедаем и займемся поиском Марии.
Мария по характеру — большая проказница. Часу не могла сидеть на месте. И такая уж тяга у нее была ко всему новому, и такая ненасытная жажда впечатлений!..
Бывают среди русских такие характеры! Их не измеришь общей мерой, не выстроишь в линию их поступки; они как гейзеры в предгорьях Машука: плещут, плещут малыми брызгами, а то вдруг вздыбят из-под земли фонтан горячего пара и кипящей воды. Отбежать не успеешь — опалят докрасна, до боли.
Непредсказуема и Мария. Ждет-пождет своего Митю, а он всю ночь колдует над компьютером, вершит суд над нечистой силой, а днем спит как сурок.
Уж как подвел и напугал их однажды Саид, а и то не боится с ним кататься в машине.
— Ну, садитесь, покажу вам город.
Катю не зовет — робеет. А Мария… Странный она человек, эта женщина! — думает Саид. — Какой важный сан имеет, а игрива и проста, как ребенок.
— Садитесь! — кричит он Маше, вышедшей на крыльцо. — В зоопарк поедем.
Села Мария. Поехали.
В зоопарке двух друзей из России увидели. Подступились к Марии, вопросы задают:
— Не понимаем твоего подопечного! — вскинулся Гальюновский. — На крейсере на нас чертовщину наслал — едва отдышались мы, а тут нет бы извиниться, он даже и принять нас не хочет. Повлияли бы вы на него. У нас планы есть, обсудить бы надо.
Гусь гудел:
— Зря нос воротит. Не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Вы-то ведь знаете: я войну в Чечне остановил. Меня весь народ знает! А что до слухов, что я нерусский — чепуха всё это!
Он еще не терял надежды стать президентом.
Подошли к клетке льва. Тот устало и с нескрываемым презрением смотрел на зевак. Гальюновский, скаля зубы, дразнил зверя. Лев смотрел на него с минуту, потом стал медленно разворачиваться. И в тот момент, когда Гальюновский в очередной раз рыкнул и язык показал, лев выпустил в него энергичную струю. Гальюновский поперхнулся, отскочил от клетки. Саид и Гусь от неожиданности замерли, а Маша, преодолев шок первых секунд, громко расхохоталась и свалилась на скамью. Смеялась она упоенно и искренне, до коликов и до потери сознания — невольно заражала других.
Придя в себя, Маша сказала:
— Знал ведь, в кого целиться!..
— Ваши намеки, мадам!.. Шутки мужицкие!..
Но Маша его не слушала. Вновь зашлась гомерическим смехом. Потянула за рукав Саида:
— Поедем.
И они пошли к выходу, где их ждала машина.
Выкатили на главную магистраль и хотели свернуть к универмагу. У Саида зазвонил телефон. Маша слышала голос в трубке:
— Приезжай. У входа вас встретит человек.
«Вас?.. Кого имеют в виду?..» — подумала Маша. Саид прибавил скорость, и через минуту они остановились.
У подъезда трехэтажного особняка над входными дверями вывеска: «Банк Интернейшнл».
— Зайдем, я возьму деньги.
Маша, ничего не подозревая, вошла в банк. Прошли коридором в угловую комнату. Здесь за большим письменным столом с атлантами на тумбах сидел молодой, розовый, похожий на московский батон мужчина. Со лба он был совершенно лысый, и кругленькие птичьи глазки едва угадывались в жирных складках отечного лица. На вид он не имел ярко выраженной национальности и признаков пола, но было ясно, что не араб. Сунув Марии пухлую, мокрую от пота руку, кивнул Саиду:
— Подойди к пятому окну. Там тебе выпишут деньги.
Маша осталась наедине с банкиром.
— Вы не сказали, как вас зовут?
— Вы тоже. Впрочем, я вас знаю — заочно, конечно. Вы представитель президента России и выполняете какую-то странную роль: стережете русского парня, у которого ни шиша в кармане. У вас, русских, много странностей. А зовут меня — пожалуйста, можете узнать: Соломон Флокс.
— Флокс? Интересно. Каких только фамилий не встретишь! Одному имя цветка дадут, другому — собаки. А у Булгакова есть Фагот-Коровьев. Вы читали роман «Мастер и Маргарита»?
— Булгаков? Кто такой Булгаков? Ваш писатель? Нет, я русских писателей не читаю.
— А своих читаете?
— Своих читаю. Шолом Алейхем, Лион Фейхтвангер, Белла Ахмадулина и этот… как его?.. Егор Гайдар, ваш президент.
— Гайдар никогда не был президентом. И писателем — тоже. У него дедушка писал для детей. И тот Гайдар не ваш, а этот Гайдар — ваш. Но книг он не пишет.
— Как же вас понять: тот Гайдар не наш, а этот — наш. Но он же внук того Гайдара.
— Да, внук. Но его бабушка и его матушка — они ваши.
— А-а… Понятно. Человека у нас признают по матушке, а батюшка — он может быть и проходящим: зашел, ушел — и до свидания. Так, так. Вы правы.
— А вы, я вижу, не очень-то выбираете темы для беседы с дамой.
— Дамой? Вы — дама? Вы представитель президента. А это уж кое-что другое.
— Ну, хорошо, — прервала его Мария, — покажите мне дверь. У меня нет желания продолжать с вами беседу.
— Дверь? Пожалуйста!
Он показал на стену, где была дверь, в которую они входили. Дверь эта за ними закрылась и была теперь незаметной на гладкой стене.
— Туда, туда идите!
Сделала несколько шагов и перед ней раскрылась дверь. Мария вошла, но очутилась в кабине лифта. Дверь за ней захлопнулась. Лифт бесшумно опускался. На глубине третьего или четвертого этажа остановился, Мария вышла и очутилась в маленьком коридорчике, где была лишь одна дверь. Вошла в нее.
Комната довольно уютная, с креслами, двумя диванами и восточными вазами по углам. Посредине накрытый шелковой скатертью стол и на нем ваза с цветами.
Мария опустилась в кресло, стоявшее в углу.
«Это западня, — сказала она себе. — Саид выполняет чьё-то задание. Он — враг!»
Стиснула зубы. Мысленно повторяла: «Выдержка, выдержка…» И еще ей вспомнилась расхожая фраза: «Восток — дело тонкое».
Загремел лифт, и к ней спустился Флокс. Сел в кресло напротив Марии, заговорил каким-то масляным елейным голосом, в котором слышались визгучие нотки не то старика, не то старухи.
— Вам не надо ничего бояться, вы попали к своим — вы наша, мы ваши, вы будете тут жить, много отдыхать, а потом поедете домой.
— Кто вы такой? И что вы себе позволяете? Ваш король не любит подобных шуток, — заговорила Маша ледяным тоном, впрочем, без зла и без страха. В этом студенисто-мягком и бесформенном субъекте она почувствовала одного из многочисленных друзей мужа, и в голосе, лишенном воли и выразительности, услышала давно знакомые интонации. Так уклончиво, непонятно и без какой-нибудь мысли говорят обыкновенно люди, среди которых она живет много лет и которых слышит на расстоянии.
— Я посол по чрезвычайным поручениям, и вам придется иметь дело и с вашим королем, и с нашим президентом.
— Король — хорошо, и президент хорошо, но есть еще и люди, которых следует уважать. Вы, верно, забыли, что Гальюновский и генерал Гусь — наши люди, а вы позволили себе обойтись с ними плохо. Они — наши! Вы это понимаете?
— Какие еще ваши люди? Что за чертовщина! — наши, ваши… Говорите толком, что вам от меня нужно? И как вы смели меня сюда затолкать?
Маша подвинула к себе сумочку, в которой лежал семизарядный пистолет. В любую минуту она готова была пустить его в дело.
— Ай-яй!.. Не надо так волноваться и кричать. Вы какую квартиру получили в Москве в Безбожном переулке? А какую дачку отгрохали на пригорочке в Хотьково по Ярославской дороге? А?.. Может быть, все это свалилось вам по щучьему велению? Да?.. Нет, красавица, все это вам дали наши, наши — вы слышите?.. А если вы уже перестанете нас слышать, а найдете каких-то ваших — что вам за это положено? Может, за это вам построят еще одну дачку, дадут еще одну квартиру, — скажем, в Крылатском, где живет президент и еще другие его ребята, с которыми он играет в теннис? Там чистый воздух, и далеко от центра, от заводов, от этих самых москвичей, которые таскают флаги и что-то там кричат? А?..